Правомерно ли отрицать все то, что пока еще нельзя напрямую привести в соответствие с известными нам законами природы?

Если до сих пор мы обсуждали только музыкальные явления, возникавшие при определенных психических установках или спонтанно у лиц, наделенных медиумическими способностями, то теперь мы вступаем в область, в которой музыкальные феномены создаются под воздействием постороннего человека. И эта область – гипноз.

Значение гипноза для искусства – это проблема, которой, пожалуй, до сих пор еще мало уделяли внимание. Есть люди, танцующие во сне, пианисты, художники, поэты, достигающие в искусственно вызванном состоянии сна результатов, которые в бодрствовании были бы для них невозможны. Это мог бы подтвердить любой гипнотизер. Доказательства подобного рода приводят Шренк-Нотцинг и полковник Де Рохас. К этому добавляются лично мне адресованные протоколы, в которых объективно устанавливается, что, например, одна дама, умевшая играть на фортепьяно на уровне школьной программы, погрузившись в состояние сна, стала исполнять длительные свободные, фантазийные композиции. Гипнотизер попросил ее выразить на пианино определенные настроения, связанные с ландшафтом. Она делала это с такой полнотой чувства, что присутствовавший на сеансе пианист-виртуоз не переставал нахваливать ее мастерство. Я сам вместе со специалистами испытывал живущую ныне в Мюнхене пианистку-медиума. Речь идет об одной очень чувствительной даме, которая, по словам родителей, никогда не обучалась игре на фортепьяно, но могла сама себя приводить в состояние транса, в котором безупречно исполняла свободные фантазии в стиле старых мастеров. Однажды перед началом такого выступления вдруг началась гроза. Электрические разряды заставили ее вскочить с места и со словами: «Я слышу органную музыку, теперь я буду играть на органе!» – она, стоя, стала импровизировать токкату в стиле Баха. Когда затем я обратил внимание на многочисленные контрапунктические тонкости и имитаторские переходы, она в полном недоумении спросила: «О чем это Вы?» Присутствующим специалистам было непонятно, как можно без обучения владеть необходимой беглой техникой.

Такое погружение себя в состояние транса – отнюдь не редкое явление, достаточно сильной воли и наличия «посредника», устанавливающего психическую связь с человеком, обладающим задатками медиума. О пробуждении танцевальных способностей у одной девушки сообщил профессор Ян (Кёльн) в газете «Klner Tageblatt[102]» от 18 января 1923 г. После того как врач, основываясь на различных симптомах (положение зрачков, мышечная ригидность, отсутствие чувствительности), установил, что испытуемая заснула, гипнотизер посредством прикосновения и магнетических пасов вошел с ней в контакт и велел при помощи пантомимы передать различные настроения и исполнить танцы на разные темы. Художественная выразительность удивила всех присутствующих. Когда музыка внезапно прекратилась, девушка еще какое-то время сохраняла последнюю позу, затем руки опустились – она спала. Не было никаких признаков усталости. «Исследование показывает, что гипнотическое состояние не способствует, скажем, появлению новых сил, а только освобождает имеющиеся от психических торможений», – считает профессор Ян. После пробуждения девушка уже не могла что-либо вспомнить.

Особенно интересны для музыкального психолога эксперименты, проведенные Де Рохасом, поскольку они устанавливают важную внутреннюю связь между музыкальными способностями и телесными функциями [136, с. 153 и далее]. «Спящая танцовщица» реагировала конечностями на ритм, осанкой и позой тела – на мелодию. Когда на пианино играли вступление, ноги приходили в движение, а верхняя часть тела оставалась безжизненной. Как только начиналась мелодия, это отражалось на выражении ее лица. Восходящая гамма вызывала дрожь от ног до головы, нижняя и верхняя доминанты «были локализованы» в предплечье и кисти руки, основной звук соответствовал движению губ! Де Рохас сообщает о другом опыте, проведенном доктором Бериллоном в парижской клинике нервных болезней. При звуках вальса Шульхофа загипнотизированная больная поднялась с места и начала танцевать. Когда неожиданно зазвучал мелодичный Вальс ля минор Шопена, движение ног прекратилось, а танцевальная экспрессия проявилась только в руках. «И по мере того как развивается мелодия, количество движений уменьшается, а выражение становится глубоко прочувствованным» [136, с. 255].

Пожалуй, можно предположить, что последующие гипнотические опыты сумеют принести ценные сведения о внутренней связи между музыкой и душевной жизнью. Нас прежде всего интересует вопрос, каково происхождение художественных способностей, которые проявляются у нас лишь под гипнозом, но не в бодрствующем сознании. От самого гипнотизера они происходить не могут. Стало быть, они уже имелись в душе и для того, чтобы «пробудиться», нуждались только во внешнем стимуле? Можно ли сравнить душу со своего рода радиолокатором, улавливающим и регистрирующим поступающие к нему колебания, а затем из неизвестных глубин черпающим энергию, которая без помех и препятствий используется физическим организмом, позволяя ему добиться художественных результатов, достичь которых иным способом было бы невозможно? Запомним также и эти соображения.

На обратном пути от звездных высот к земным глубинам, преодолев «промежуточную область», мы все больше приближаемся к общечеловеческому существованию.

Предпоследняя остановка на нашем пути познания – это проблема музыкального переживания в состоянии сна.

Наша задача не заключается в том, чтобы, опираясь на соответствующие теории сноведения, полемизировать с односторонними концепциями Фрейда и Адлера, со Штекелем и П. Бьерром, с занимающим ведущую позицию в этой области К.Г. Юнгом и его достойным преемником Эппли или с Шульцем-Хенке. Тому, кто интересуется этой проблемой, следует обратиться к специальным изданиям, в особенности к фундаментальному научному труду Вольфа фон Зибенталя, чей список литературы охватывает 1309 работ, посвященных сновидениям и их толкованию [137]. Мы же займемся исключительно тем значением, которое придается музыке в сноведении.

К.Г. Юнг неспроста сравнивает мифы и сказки со сновидениями, в них «душа сама рассказывает о себе» [36, с. 103]. Цель сновидения – интеграция сознания и подсознания. В основе сновидения лежат, с одной стороны, архетипы коллективного бессознательного, т. е. древнейшие образы, присущие всему человечеству, а с другой стороны, связи с собственным «я». Мы видели, какую роль играют мифы и сказки в возникновении и развитии музыки. Было бы интересно проследить и вновь обнаружить их в мире снов, что было бы осуществимо при достаточном материале. Однако количество собранных сновидений, в которых фигурирует музыка, пока еще незначительно.

Остается открытым вопрос, является ли медицинская наука, которая интенсивней других занималась проблемами сноведения, единственной компетентной инстанцией, имеющей право судить о сущности снов и их «препарировать», вооружившись анатомическим скальпелем психоанализа. «Прежде всего достойны внимания сновидения художественно одаренных людей, которые довольно часто пытаются насильственно втиснуть в научную схему. Однако великие творческие умы человечества в этом отнюдь не нуждаются. Столетиями врачебное искусство и науку вообще не заботило, сколько истины и красоты присутствует в сновидениях одаренных людей, и совершенно непонятно, почему вдруг науку надо теперь считать высшей цензурной и оценивающей инстанцией в вопросе о сновидениях. Горизонт, сфера переживания многих художников и поэтов, особенно тех, кто обладает способностями ясновидения и пророчества в положительном и здоровом смысле, простирается дальше, чем кругозор и область переживания многих людей, которые сегодня считают, что к сновидениям можно подходить только с научных позиций… Если и есть класс людей, которые во все времена управляли мистериями сновидений, сохраняли их и передавали другим поколениям, то это в первую очередь творчески одаренные люди, а не те, кто, в качестве медиков вместе с другими плывет по течению в потоке господствующих в данный момент воззрений» [138, с. 34 и далее]. К этим смелым словам, которые наглядно характеризуют нынешнюю ситуацию в области исследования сновидений, пожалуй, нечего и добавить, не подвергая при этом сомнению значение отдельных выдающихся ученых, таких как К.Г. Юнг.