Он боролся с этим весь день; за ланчем хмуро размышлял о стройных беззаботных юношах, занятых только досугом, и почти все время молчал; потом ему удалось встряхнуться, и они прогулялись до кэмпинга и обратно, уворачиваясь от грубых объятий мистраля. Постепенно ему стало казаться, что они смогут избежать выяснений, и за обедом он был уже почти самим собой.

Но вечером, когда Арчин лежала голая на кровати, рассеянно разглядывая потолок, а он, склонившись над умывальником, шумно вычищал изо рта вкус выкуренных за день сигарет – недавно она впервые призналась, что запах табака ей неприятен, – она неожиданно сказала:

– Знаешь, Арманд мне понравился больше.

– Что? – Он обернулся, вытирая с подбородка белую пену.

– Арманд. – Это имя прозвучало у нее почти как Ллэнро, а выражение мечтательного удовольствия на ее лице заставило его сердце сжаться. – Тот, который повыше и с карими глазами.

– Я не подходил к ним так близко, чтобы рассмотреть цвет глаз, – сухо сказал Пол.

Она улыбнулась сладострастной улыбкой и закрыла глаза, словно бы для того, чтобы получше разглядеть Арманда.

– Рассмотришь, если захочешь. По-моему, он немного похож на тех, которых мы видели – как называлось это место? Я забыла. Два парня и две девушки, с которыми мы тогда ночевали. Такие люди напоминают мне Ллэнро.

Завтра я с ним встречусь – я ему обещала. А ночью, если ты захочешь, я научу вас: – Она заколебалась, потом ее глаза, мигнув, открылись вновь. – Обычаю? Нет, больше подходит слово игра.

– Что еще за игра? – спросил Пол, голос его скрежетал, с трудом прорываясь сквозь сильный привкус зуброй пасты.

Она хихикнула и нечего не ответила.

– Ты не спросила меня, можно ли встречаться с ним завтра, – сказал Пол после паузы и тут же испугался, что за этими словами последует то, чего он так старался избежать.

– Спрашивать тебя? Зачем? – она приподнялась на локте и для устойчивости обхватила себя второй рукой под грудью.

«Я все время повторял себе: единственный свободный человек, которого я встречал.

Но ведь свобода распространяется и на…» Он спросил:

– Зачем тебе встречаться с ним наедине?

– А ты как думаешь? – презрительная нотка в ее голосе явно выдавала какого-то неизвестного и невольного учителя из Чента. – У него прекрасное тело и крепкие мускулы.

Некоторое время Пол молчал. Наконец, сказал:

– А как же я?

Теперь настал ее черед молчать. Он поторопил:

– Ну?

– Пол, тогда, когда мы ночевали на берегу, ты не:

– Ты знаешь, о чем я говорю, – перебил Пол.

– Ты считаешь меня глупой? Почему ты говоришь таким неприятным голосом?

Разве неправда, что он, – она щелкнула пальцами, – пре: красивый?

– И что с того?

«Вдруг оказалось, что между нами огромный барьер, почти такой же непреодолимый, как тот, который отделяет тяжелых душевнобольных: Нет, стоп.» Неимоверным усилием он взял себя в руки. Он сказал:

– Тебе нужен другой мужчина просто для разнообразия? Тебе со мной скучно? Ты это хочешь сказать?

– Пол, у тебя очень тяжелый голос, и :

– Это? – Он шагнул к кровати; в руках он все еще держал полотенце, которым недавно вытирал подбородок, и она отшатнулась, словно испугавшись, что он сейчас ее хлестнет.

– Ты боишься, – сказала она. – Чего? Ты думаешь, что ты не такой хороший мужчина, чтобы интересовать меня все время. Пол, ради: ради Бога!

Здесь или в Ллэнро, человек – это человек, и нет ничего стыдного в том, что мы люди.

Она скинула ноги на пол и села на кровати, вцепившись руками в матрац.

– Чего ты боишься? Я человек, и ты тоже. Я не уйду завтра с Армандом только потому, что он мне понравился, и потому что он красивый. Я не знаю, такой ли он добрый, как ты, такой ли он умный, как ты. Возможно, он такой же эгоист, как большинство людей в вашем мире – кто это может сказать?

– Значит, ты решила это выяснить?

– А почему бы и нет? – она дерзко дернула подбородком. – Я снова спрашиваю, чего ты боишься? Ты жил в Англии с другой девушкой, ты был с двумя другими, я сама это видела. Или ты думаешь, что в этом мире не найдется для тебя женшины? Это плохое место, но все же не такое, как Чентская больница!

Пол чувствовал, как все мускулы его лица складываются в горькую маску, закрывая его от слов, которые она говорила, и которые еще скажет.

А Арчин, ничего не замечая, продолжала:

– Мне очень жаль, что я нашла сегодня Арманда, а ты никого не нашел. Но это неважно.

– Неважно! – Плотина удерживала его голос, и сквозь нее прорывалось лишь дрожащее яростью эхо ее слов.

– Да, неважно – это хорошее слово! Мы в Ллэнро говорим то же самое. Она гибко изогнулась и откинулась на подушку, словно заканчивая дискуссию. – Пол, ты должен был понять, пока был со мной, что есть вещи, которые мы знаем в Ллэнро, и о которых вы здесь не имеете понятия. Я – как это сказать по-английски? – я для тебя как горсть. Да, как пригоршня песка, когда набираешь его в руку, а он протекает между пальцами. Я утомляю тебя.

Ты поэтому сегодня такой усталый.

– Я сегодня усталый, потому что:

– Пол! – Она произнесла его имя громким шепотом, но с такой силой, что он оборвал себя на полуслове. – Пол, в вашем мире все, даже ты, стыдятся вещей, в которых нет ничего стыдного. Я не обвиняю тебя, поэтому не нужно извиняться. – Она улыбнулась и протянула руки. – Иди ко мне. Я не буду сегодня: ах:

требовательной. Завтра я посмотрю, есть ли в Арманде что-нибудь от Ллэнро, позову его сюда, и научу вас игре.

Мир содрогнулся на своей оси. Борясь с землетрясением, засасывавшем его в воронку, Пол повернулся к умывальнику, повесил, наконец, полотенце и аккуратно расправил его на перекладине. Не глядя на Арчин, он сказал:

– Значит, ты хочешь двоих мужчин одновременно.

– Можно попробовать поискать тебе девушку, но:

«Это неправда. Я поскользнулся на тропе настоящей жизни и оказался в разрушенном тупике, где живет другой Пол Фидлер.» – Но, – продолжала она, – я не вижу здесь подходящей. На прошлой неделе была одна блондинка:

– Ты сумасшедшая, – сказал Пол, вкладывая в эти слова все свое существо.

«Попало!»

Она подскочила на кровати. Вид у нее стал испуганным.

– Пол, я показала тебе кучу вещей, которые нравятся телу, ты этого не знал, хотя ты доктор, и изучил все нервы! Ты говорил, что это хорошо, ты дрожал, и стонал, и задыхался, и говорил, что любишь меня.