— Я не знаю такого. Может, там, за железной дорогой, за пустырем. Там наша улица продолжается. Многие путают.

— Наверное, и я перепутал. Впрочем, время еще есть. Я на машине. Успею, — Серега сделал вид, что собирается уходить, но потом остановился и продолжил извиняющимся тоном. — У нас все еще в школе началось. В институте продолжилось. Пожениться хотели. А потом несчастье случилось. Моего друга кто-то убил. Подумали на меня, посадили в тюрьму. За тот год, пока следствие шло, она ни разу ко мне не пришла. У нее отец — депутат, мать — препод в престижном вузе. Им тюремные родственники не нужны. Ну и выдали ее быстренько замуж за какого-то перспективного друга семьи, отсюда, из Питера. А меня тем временем суд взял и оправдал вчистую. Приятно, конечно, что не сел. Но подругу уже не вернуть. Такая вот история.

— Ну почему? Может, вернете еще, — предположила Полина.

— Нет. Я ее встретиться-то еле уговорил. Она сказала: «Я была с тобой, потому что сама себя не понимала».

Последняя фраза должна была произвести на женщину неизгладимое впечатление. Ведь это была ее собственная фраза, сказанная позавчера в телефонном разговоре Захару, и подслушанная Серегой. Действительно, Полина испытующе посмотрела на него и спросила:

— Кто вы?

Рогачев молчал и загадочно улыбался.

— Вас Захар послал?

— Нет, не Захар, — Серега чувствовал себя хозяином положения. Выдержав многозначительную паузу, он добавил: — А почему вы спросили? Я вам кого-то напомнил?

Теперь уже паузу взяла Полина. Она смотрела на Серегу с едва уловимой усмешкой в краешках губ.

— Неужели напомнил? — продолжал допытываться Рогачев. — Неужели и у вас в жизни было что-то подобное? Ну тогда это знак. Знак того, что наша встреча далеко не случайна.

— Что вы от меня хотите? — спросила Полина.

Серега проигнорировал вопрос.

— Я не знаю никакого Захара, — улыбнулся он. — Я просто умею немного мысли читать. В тюрьме научился.

— Что вы от меня хотите? — повторила Полина.

Серега наклонился к ней и шепнул на ухо:

— Твои волосы так приятно пахнут. Прости, я не хотел тебя напугать.

Потом развернулся и быстро пошел прочь. Главное было — не перегнуть палку. Заинтересовать, но не напугать. Можно было, конечно, попробовать уложить эту женщину в постель с помощью обычного шантажа, пригрозив рассказать мужу всю правду о любовнике, да еще фрагменты записанных разговоров присовокупить. Мстить, так мстить. Рогачев знал, что Михалыч делал так несколько раз в Волгограде с женами новых русских. По заданию Ереванского группа Рогачева иногда собирала компромат на крупных бизнесменов, ну и случайно в поле зрения попадали шашни их половин — как правило, молодых заскучавших телок, наставлявших своим «папикам» рога с охранниками или шоферами. Во избежание огласки и вероятного развода с супругом-благодетелем, эти телки соглашались отдаться Михалычу. Но Серега не сомневался — с женой Каурова такой шантаж не пройдет. Здесь надо было действовать иначе.

После разговора с Полиной Рогачев ощутил мощный выброс адреналина. «Мстить, так мстить», — мысленно повторял он. И эта, поначалу случайная, идея — разрушить семейную жизнь кровного врага — с каждым днем все больше овладевала им, казалась очень правильной, важной. А еще где-то в глубине души Серега лелеял надежду, что если удастся отобрать у Каурова его женщину, то, может быть, не понадобится отбирать у него жизнь…

В отличие от Геннадия Каурова, его отец Павел Акимович сразу вызвал у Рогачева стойкую неприязнь. Пузатый, важный, Кауров-старший держался как барин со всеми — с шофером, приезжавшим за ним по утрам, с охранником у ворот автобазы, с собственной женой. Самоуверенность сквозила в каждом взгляде, каждом движении этого человека. Он то и дело вскидывал вверх растопыренные пальцы правой руки. Гнул их. Правда, не по-блатному. Видно, слышал, что пальцы гнуть сейчас принято в деловой среде, но делать это толком не умел.

Главная сложность заключалась в том, чтобы пленить сразу обоих Кауровых, причем почти одновременно. Иначе сын начал бы искать отца, или наоборот — остающийся на воле член семейства поднял бы тревогу, сгоношил ментов и, вероятно, сломал бы свой обычный график. В итоге задача по захвату второго кровника для Рогачева сильно бы усложнилась, а риск запалиться только бы увеличился.

Серега склонялся к тому, чтобы брать обоих вечером после работы. Сына можно подкараулить возле гаража — место там довольно глухое. На отца надо будет охотиться в парадняке, когда он распрощается с водителем, который обычно доставляет его до дверей подъезда. Обоих придется вести от работы, а брать — представившись сотрудниками милиции. Спокойно, без лишних телодвижений, пользуясь исключительно авторитетом милицейских удостоверений (поддельные ментовские ксивы имелись у всех членов рогачевской братвы), доставить каждого Каурова до машины. Дальше проще — ствол в лоб, наручники на запястья и усыпляющий укол в ляжку. Спящий объект укладывается на пол салона у задних сидений и препровождается в клетку грузовика.

К началу августа в принципе уже ничто не мешало осуществить задуманное. Но Серега под разными предлогами оттягивал час «Х». И причиной тому была Полина. Через несколько дней после разговора в детском саду Рогачев сам позвонил ей с таксофона в метро.

— Знаешь, кто звонит? — спросил он.

— Нет, — ответила Полина.

— Мы встречались в песочнице. Я подумал, не договорили тогда.

— О чем?

— О многом. О тебе и об этом Захаре. О твоем муже и его французской любовнице.

— Зачем договаривать?

— Не бойся меня. Я знаю то, что твой муж от тебя скрывает. То, что и ты должна знать.

— Я не хочу ничего знать.

— Это важно. Ведь у вас растет сын.

— При чем здесь сын?

— Узнаешь. Мы должны встретиться. Не бойся, я друг.

Полина молчала. Она колебалась. Рогачев затаил дыхание. Он боялся, что туман, которого он напустил в телефонную трубку, рассеется, и женщина сорвется с крючка.

— Хорошо, — вымолвила, наконец, жена Каурова. Серега показал сам себе большой палец.

— Когда сможешь выйти из дома? — спросил он. — Может, в субботу вечером?

— Днем, — уточнила Полина.

— Идет. В 16 часов. На той самой лавочке возле песочницы.

— Нет. Там нас муж из окна может увидеть.

Рогачеву нравился этот разговор. Они с Полиной уже общались друг с другом как два заговорщика.

— Ладно, хочешь, сама назови место.