– Лентяй, – зевнул проснувшийся Антонов. – Опять у тебя нога затекла.

– Какая?

– Левая задняя, блин! Неужели сам не чувствуешь?

– Да мне как-то не до нее было, отвлекся. У нас растет содержание углекислоты, причина пока однозначно не выяснена. Что-то с поглотителем, но что именно – неясно.

– Ох, да чего же тут неясного? Корабль слеплен на живую нитку, и надеяться, что во время полета ничего не откажет, было бы идеализмом. Ничего, уже недолго осталось, а потом мы эту конуру проветрим, на лунной-то орбите. А на обратном пути активируем резервный поглотитель, не пропадать же добру. С орбитой как?

– Фроловский считает, что просто замечательно. Бортовой компьютер с ним полностью согласен.

– Ну вот, а ты жаловался. Ладно, давай в спячку. Она хоть и не совсем настоящая, но немного помогает, по себе сужу. Спокойной ночи.

А вообще, конечно, усталость при довольно интенсивной работе и невозможности полноценно отдохнуть потихоньку накапливалась, и к Луне подлетели уже не совсем те Скворцов с Антоновым, что недавно стартовали с Земли.

Духовный брат констатировал, что поддерживать организм в исходном виде он не успевает. Скорость реакции упала раза в полтора, снизилась острота зрения, хорошо хоть не в разы, и пульс гуляет, несмотря на постоянные попытки нормализации. Я же отметил, что постоянный шум и реплики не по делу в главном операционном зале ЦУПа меня раздражают и даже отвлекают, чего раньше как-то не замечалось. Я в конце концов потерял терпение и рявкнул, когда чей-то незнакомый голос чуть не забил текущий доклад Фроловского:

– Кто там у вас так орет, что я половину цифр не могу расслышать?! Быстро все лишние заткнулись! В полный голос и в микрофон говорят только Челомей, Фроловский и Черток, остальные собачатся вполголоса, не ближе трех метров от микрофона и шепотом, если не могут без свар! Мне что, Шелепина позвать, чтобы он у вас навел порядок?

– Зачем, – вполголоса прокомментировал Саша, – ты же наорал на Устинова. Похоже, давненько его так не осаживали. Он, кажется, проникся.

Действительно, посторонних реплик теперь было почти не слышно.

– Поздравляю, – где-то через час с небольшим сообщил я Антонову, – мы уже на лунной орбите, и при этом не только живы, но и сравнительно здоровы. На следующем витке попробуем сесть.

– Упаси господь иметь такое здоровье хоть сколько-нибудь долго, – буркнул Антонов. Сейчас мы с ним бодрствовали оба. – Недолго и ласты склеить. Переходи на чистый кислород прямо сейчас, а то при пересадке из того «Союза» в этот у тебя в крови все-таки оставалось многовато азота, я еле справился.

Я опустил забрало шлема. При переходе из посадочного модуля в лунный дом в облегченном скафандре будет весьма низкое давление, и наличие даже небольших количеств азота в крови совершенно противопоказано.

На следующем витке я садиться не стал, был риск промахнуться на несколько километров, и вместо посадки мы провели небольшую коррекцию орбиты. Можно было пойти на небольшой перерасход топлива, ведь грузовой модуль с запасными баками сел нормально, что подтверждалось не только его телеметрией, но и американцами, которые уже успели к нему съездить. Ну, а нам пора было стравливать давление из жилого отсека лунного корабля, чтобы можно было открыть люк и через открытый космос перебраться в посадочный модуль. Потом закрыть люк уже на нем, пустить в кабину воздух из баллона, ибо в раздутом легком скафандре управлять модулем проблематично, и приступать к посадке – авось получится.

– Более точно подошло бы слово «небось», – заметил Антонов.

– Ты лучше за организмом следи, филолог, а то не дай бог у меня опять голова закружится, как на околоземной орбите слегка закружилась, а ты даже не заметил, халтуршик.

– Я тогда пребывал в восторге, – попытался оправдаться духовный брат, – первый раз все-таки в открытом космосе. А сейчас будут уже второй и последующие, чему тут особо восторгаться-то?

– Ладно, помолчим, прикинем, не забыли ли чего. Готов? Ну, тогда пошли.

Я разблокировал замки крышки люка, и он слегка приоткрылся за счет мизерного остаточного давления в кабине. Все, теперь тут у меня глубокий вакуум, не отличающийся от того, что вокруг. Не покидая кресла, упираюсь ногами в то, что условно считается полом, руками – в люк, и он легко открывается до конца. Теперь надо в раздувшемся легком скафандре протиснуться через дыру диаметром восемьдесят сантиметров, что не так просто, но все-таки возможно. На Земле я это проделывал многократно. Здесь тоже получилось, теперь остается прицепить карабин страховочного леера и ползти по узкой лестнице в посадочный модуль, до его люка три метра десять сантиметров. Дополз, ногами вперед протискиваюсь в кабину, отцепляю страховку, кое-как устраиваюсь в кресле и закрываю люк. Теперь я упираюсь в него макушкой шлема. Здесь почти такая же обстановка, как в лунном «Союзе», только еще теснее. Я сижу скорчившись, чуть ли не зажимая коленями уши.

Загораются светодиоды, сигнализирующие, что все четыре замка люка нормально защелкнулись. Можно пускать воздух и приступать к финальному тестированию аппаратуры. М-да… контроллер завис. Ничего, по электронике у меня тут четырехкратный запас, активируем второй, этот пока в горячий резерв.

Минут через пятнадцать я убедился, что все остальное работает без нареканий, и провел команду на отделение посадочного модуля. Негромкий лязг, передавшийся через корпус, и модуль уже летит отдельно, потихоньку удаляясь от лунного корабля. Теперь его надо сориентировать, и оставшиеся до начала посадки минут сорок пять можно будет слегка отдохнуть, поболтать с Землей и с американцами.

– Все, парни, – заявил я Гордону и Шмитту, когда контроллер известил меня, что через три минуты начинается торможение, – сажусь. У вас кинокамеры готовы? Тогда до встречи на Луне.

Вот что мне действительно нравилось в посадочном модуле, так это обзор. Два нормальных иллюминатора, отличная оптика и четыре телекамеры по двадцать мегапикселей, обеспечивающие почти круговой обзор. Пожалуй получится сесть между лунным домом и лебедкой, прикинул я, переходя на ручное управление.

Посадка получилась так себе, с заметным ударом в момент прилунения, после которого модуль пару раз подпрыгнул на амортизаторах и замер. Но зато почти точно там, куда и целился. Я открыл клапан, чтобы стравить давление, и связался с американцами. С Землей связи не было, направленная антенна после посадки никак не могла принять правильное положение.

– Парни, – сказал я Гордону и Шмитту, – извините, но пожать вам руки я все равно не смогу, встретимся чуть погодя. В моем звездном корабле (ну да, я для солидности употребил слова «стар шип») забыли поставить туалет, и мне придется спешить во избежание конфуза.

Вообще-то такая причина тоже наличествовала, однако главная все-таки состояла в том, что в моем легком скафандре каждая лишняя секунда в открытом космосе увеличивала вероятность потери сознания, а вслед за ним – и жизни. Но не говорить же об этом американцам!