в долину, завернули к пруду против хутора Веселого. Остановились у дамбы под старыми вербами. Умытый дождем, хутор спал. Горланили петухи, провозглашая новый день.

Для двоих он уже наступил после пересечения государственной границы. Не сговариваясь, как по команде, они перевели часы на час назад. Илья окунулся в работу (срабатывал навык контрабандиста): перелил бензин из канистры в бак, от бака отсоединил дно, достал оттуда украинские номера, поставил на свои места, предварительно обмакнув их в жидкую глину, чтобы сухие и чистые не бросались в глаза.

За перестановкой номеров Илью застал пожилой хуторянин. Был он одет по-домашнему: в сером суконном пиджаке с потертыми локтями, в резиновых сапогах, на голове — под накомарником — выгоревшая армейская панама, в руке — тонкая удочка из лещины. Поинтересовался:

— Вы — кто? Контрабандиты?

— Просто бандиты, — поправил Илья. — Собираем любопытных. Одного такого кинули в машину, и он завонялся.

Хуторянин был не из пугливых. Подошел к машине, заглянул в кабину. На водительском сиденье похрапывал Микола.

— А он живой.

— А ты в гроб загляни.

Уловив трупный запах, хуторянин отскочил от машины, трусцой побежал по косогору, то и дело оглядываясь.

— Ты шо ему вякнул? — Микола открыл глаза.

— Сказал, шо мы — бандиты.

— Дурень. Если на хуторе есть телефон, он в милицию позвонит.

— Не позвонит. Хуторяне — они ленивые. Этот рыбак себе даже приличную удочку не справит. И сапогами рваными чавкает… Настоящие контрабандисты им гривнами рот затыкают… Знаю эту шоблу.

— Садись. Едем, — поторопил Микола.

— А завтрак?

— Поищи, шо там в торбочке.

Уазик, уже с украинскими номерами, вырулил на шоссейку. Илья в тормозке навел ревизию. Нашел вареную курицу, завернутую в пергамент. За неделю курица трижды испортилась. По ней уже ползали черви.

Не показывая Миколе, спросил:

— Крылышко хочешь?

— Давай грудку.

По грудке, если присмотреться, тоже ползали черви. Илья хотел ее сам съесть, чтоб не выкидывать, — он не брезгливый. А с крылышек, если их промыть не уксусом, а хотя бы теплой водой, черви легко стряхиваются; так на привокзальных базарах поступают перекупщицы, приобретая за бесценок птицу, как рыбу, — с душком.

Не отрывая взгляда от дороги, Микола принялся жевать мясо, но тут же выплюнул.

— Ты что мне всучил? Оно же воняет!

— Это запах от мертвеца.

— А черви?

Илья попытался хохмить:

— Но мы не моряки с крейсера «Потемкин» — восстание не поднимем… А на барже — может, помнишь? — в океане солдаты Зиганшина свои сапоги съели — и ничего, живыми вернулись на берег. И даже ордена им навешали.

— Мне твои хохмы, Илюха, начинают надоедать, — строго предупредил Микола и зловонную грудку выбросил за окно.

— Вот это ты зря, — посуровел напарник. — Попадешь к пиратам — вспомнишь домашнюю курятину.

— Не попаду.

— Не зарекайся.

На границе с Харьковской областью остановились около шашлычной. Хозяин, по акценту армянин, колдовал над чадившими углями. Едкий сосновый дым, колеблемый слабым ветром, окуривал брезентовую палатку и в ней стол, грубо сколоченный из соснового бруса. На шампурах вперемежку с луком были нанизаны куски сала. Жир капал на раскаленные угли, усиливая чад.

— Свинина?

— Молодой барашка, — ответил хозяин.

— Две порции и буханку хлеба.

— Шашлык с хлебом не едят. Есть коньяк местного разлива.

— Самогон?

— Зачем так грубо?

От коньяка пришлось отказаться. Содержимое двух шампуров переложили в полиэтиленовый пакет. За сало из двух шампуров и ломоть пшеничного каравая армянин взял двести четыре гривны. Торговаться было некогда. Уже мигала сигнальная лампочка — бензобак был пуст. На остатке топлива доехали до заправки.

На заправке — очередь, не меньше трех десятков грузовиков. Илья быстро оценил обстановку, с крайне озабоченным видом выбежал из машины, громко объявил:

— Товарищи водители! Внимание! Из Чечни следует «груз двести». Доставляем на родину павшего смертью храбрых героя Украины.

В ответ кто-то из Камаза:

— Надо же! Украина с Чечней не воюет.

Илья тут же нашелся:

— Наш земляк выполнял интернациональный долг.

— Где? В Грузии?..

Пока шла словесная перепалка, Микола подогнал уазик, незаметно сунул заправщику в руку несколько купюр с портретом Ивана Франко. Дух мертвечины уловили водители, и от «героя Украины» поспешили избавиться. Заправили вне очереди.

Завтракали на ходу. Из торбочки доставали мясо — и все же это была свинина, попадались и куски обезжиренного мяса. Илья определил сразу: псина, притом жесткая, — зубами не разорвать. Сказал:

— Не будем брезговать — съедим.

Возражать не было смысла. Обманул армянин.

Гнали уазик, выжимая из машины предельную скорость, чтобы можно было глотать свежий воздух. Несколько раз их останавливали возле поста ДАИ (в России — ГАИ). Даишник подходил к машине, но, увидев в салоне гроб и уловив запах мертвечины, коротко спрашивал:

— Кто?

— Герой Чечни.

— А при чем тут Чечня?

— Вам документы показать?

— Газуйте отсюда. Ну?

И Микола нажимал на газ.

Так и ехали до Днепра, а за Днепром, за Корсунем-Шевченковским, где прошлая война оставила на вечном покое героев-танкистов, на опушке Дибривского леса, пришлось выдержать бой.

На ночь в селе останавливаться не рискнули — чтоб не сбежались голодные собаки. Зато вниманием не обошли не звери, но и не люди.

Еще было темно, но кое-где небо уже посветлело. Млечный Путь поблек. Наступал тот предутренний час, когда неодолимо тянет на сон. Микола угнездился на водительском сиденье, подложив под щеку брезентовую куртку. Вроде и не спал, а когда открыл глаза — как будто что-то его спугнуло, — рядом Ильи не оказалось. Сквозь дрему послышалось, как хлопнула дверца. «Где-то под кустом дышит свежим воздухом», — подумал было о напарнике и снова задремал.

Микола не заметил, как с шоссейки свернула легковушка, стала боком к уазику, перегородив выезд на дорогу.

Дрема пропала не сразу. В первые мгновения показалось, что это продолжается сон. Из легковушки вышли двое в пятнистой униформе, направились к уазику. Над опущенным стеклом один, высокий, усатый, просунул руку, попытался изнутри снять стопор, но, заметив открытые глаза водителя, спросил:

— Что везешь, служивый?

— Что везу, то везу. Куда лапу запускаешь?

Тот рванул было дверцу.

— Вылазь! — Но дверца была на стопоре.

— Отойди, — повелительно сказал Микола. — И машину убери с дороги.

Незнакомец, не в силах забраться в салон, сунул в окно кулак, пытаясь ударить водителя. К незнакомцу подбежал второй.

— Не открывает, сука. Не хочет по-хорошему.

Оба принялись торопливо дергать ручку. Микола нажал на педаль стартера — машина сразу же тихо зарокотала. Включил дальний свет, чтобы лучше разглядеть подъехавшую легковушку. Это был БМВ синего цвета, в каких обычно щеголяют мелкие бизнесмены. Стекла тонированы. Сколько их там, в салоне, — не видно, зато увидел, как в руке нападавшего сверкнуло