Он сел рядом. В темных глазах отражалось такое количество самых разнообразных эмоций, что Мэдди не смогла определить ни одной из них. А вот знакомой легкой улыбки не было в помине. Вокруг глаз глубже прорезались морщины.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она шепотом.

— Надо кое-что прояснить.

— Джекс…

— Не мне. — Он оглянулся на кого-то и кивнул. Снова раздались шаги. Тара. Она встала позади Джекса, и они обменялись долгими взглядами. Взгляд Джекс был теплым и подбадривающим, взгляд Тары — сдержанным и напряженным, так что Мэдди стало страшно.

— Что происходит?

Тара тоже села рядом с Мэдди. На ней была больничная одежда, и пахло от нее странной смесью дезинфицирующих средств и дыма.

— Надо бы поставить здесь стулья, сладкая. А то это уже за гранью добра и зла.

Мэдди посмотрела на Джекса, тот натянуто улыбнулся в ответ одними губами. Затем повернулся и отошел. Мэдди открыла было рот, чтобы окликнуть его, но Тара взяла ее за руку.

— Это он привел меня сюда. Сказал, что пришло время. Он уже несколько недель твердит мне об этом. Думаю, он решил покончить с недомолвками. — Тара вздохнула. — И мне пора.

— О Господи. — Мэдди уставилась на нее, боясь дышать. — Ты же не собираешься сейчас сказать, что спишь с ним?

— Боже, нет! Я не сплю с ним — хотя он, конечно, отличный парень. По-настоящему сексуальный. Но, милая, он твой. Твой с самого начала.

Мэдди помотала головой, но Тара сжала ее руку.

— Я знаю, он тебя расстроил. Он скрыл информацию, которой, как ты думаешь, ему стоило бы поделиться, и ты права. На все сто процентов права, считая, что, если ты любишь мужчину, он должен рассказать тебе, что он держатель долгового обязательства на собственность, которую ты считаешь своим домом. За исключением того…

— Минуточку! — Надо было все же глотнуть кислорода у того милого врача неотложки. — Никто не говорил о любви.

Тара закатила глаза.

— …за исключением того, — продолжила она, — что он не мог тебе сказать. Он дал слово.

— Но…

— Я знаю. В близких отношениях надо делиться всем, но, как выяснилось, он кое-кого защищал. — Она помолчала, а когда снова заговорила, ее голос был очень тих и слаб. — Он защищал кое-кого, кого ты знаешь.

— Кого?

— Маму. И… — Тара потрясла головой и неуклюже села, словно тяжесть слова давила ей на плечи. Она закрыла лицо руками. — И меня. Я лгала тебе, Мэдди. С самого начала я врала тебе прямо в лицо, а затем вдобавок ко всему отправилась к Джексу и упросила его сдержать обещание, не говорить ничего тебе и Хлое. — Каждое слово, слетавшее с ее губ, было пропитано стыдом.

Мэдди пристально смотрела на сестру, удивляясь все больше и больше.

— Но… зачем?

— Потому что я не могла допустить, чтобы правда вышла наружу. Я ни за что не хотела оказаться здесь снова. Господи, это так больно — снова быть здесь. До сих пор больно.

— Ты не могла допустить, чтобы наружу вышло что? И что значит «снова»? Ты же говорила мне, что никогда не была здесь раньше.

— Нет. Это ты сама так решила. — Тара рассеянно потерла грудь, словно пытаясь унять неутихающую боль и откашлялась. — Лучше начну сначала.

— Хорошо, — кивнула Мэдди. Сердце учащенно забилось. — Отличная идея.

Тара смотрела на океан. Воздух был насыщен морской солью и резким запахом горелого дерева. Было прохладно, но Мэдди ничего не ощущала, кроме ледяного шара боли в груди.

— Несколько лет назад, — произнесла Тара, — одному близкому и дорогому Фиби человеку понадобились деньги. У Фиби их не было, но она хотела помочь. Она заложила гостиничный комплекс. — Голос Тары казался далеким, будто она пыталась как-то отгородиться от слов, которые говорила.

— Джексу, — уточнила Мэдди. — Он дал ей ссуду.

— Да. Он вырос здесь, всегда был к ней добр, недавно вернулся в город, и все знали, что он может помочь с деньгами, если кто-то в этом нуждается. А она нуждалась.

— Почему?

Тара набрала в грудь побольше воздуха:

— Когда мне было семнадцать, я проводила лето в Лаки-Харборе. Бабушка с дедушкой уехали в кругосветный круиз, а отец все время работал. Тогда я была очень похожа на Хлою. Необузданная, избалованная, упрямая. — Она покачала головой: — Никто не мог сказать мне, как себя вести, но никто меня и не слушал. Меня привезли сюда без всяких церемоний. Я приехала настроенная на конфликт, предвзятая, и все это не сблизило меня с местными девушками моих лет. Только один человек разговаривал со мной, и он… — Она закрыла глаза. — В то лето я забеременела.

— О, Тара! — прошептала Мэдди. — Я понятия не имела.

— Никто не имел. Никто не знал — только я и он. И мама. Господи, это был такой ужас! Я чувствовала… ну, на самом деле это не объяснишь словами. Не так много ошибок могут изменить нас, как эта. — Тара посмотрела на воду, как будто там было что-то, что видела только она. И что бы там ни было, оно доставляло ей боль. — И это на самом деле изменило меня. И никогда не отпускало, — прошептала она и потрясла головой, словно испытывая отвращение к себе за то, что выбрала неверный путь. — Мы были молодые, глупые, инфантильные и совсем не годились на роль родителей. Я понимала это даже тогда. — Глаза Тары были пустые, она как будто смотрела внутрь себя. — На время беременности я уехала в Сиэтл, затем отдала ребенка на усыновление. — Ее голос дрогнул, и она снова покачала головой, не в силах продолжать.

С ноющим сердцем Мэдди обняла сестру, хотя раньше они в основном демонстрировали друг другу свою приязнь по-другому — например, дружно красили волосы в зеленый.

— Мне так жаль. Тебе, наверное, было так страшно.

— Да. — Тара шмыгнула носом и полезла в карман за бумажным носовым платком, который, разумеется, оказался на месте. — Я была в ужасе. Но я знала достаточно, чтобы понимать, что я совсем ребенок. Я… я поступила правильно.

— Ну конечно.

— Я уехала из Лаки-Харбора и никогда не оглядывалась назад. И в жизни не собиралась сюда возвращаться.

— А что же отец ребенка?

— Мы больше никогда не разговаривали. Я жила своей жизнью, — ответила Тара. — Все эти годы специально старалась не думать об этом. Но потом… — Она замолчала, глаза наполнились печалью. — Малышка выросла и заболела. Порок сердца. Потребовалось хирургическое вмешательство. Уйма счетов за лечение, и Фиби… — Дрожащая улыбка появилась у нее на губах. — Пока я изо всех сил старалась не думать о том. что случилось, Фиби не переставая думала об этом. Она узнала, что нужны деньги на лечение.

— И она заложила отель, чтобы помочь, — закончила за нее Мэдди. — Вот уж никогда бы не подумала. Я никогда не была высокого мнения о ее материнском инстинкте, но никто не станет отрицать, что она была по-настоящему хорошим человеком.