споем нашу песню морскую!

Из воспоминаний художника-мариниста А. П. Боголюбова об употреблении спиртного на флоте в 40-х годах XIX века: «Говорят, ныне пьют меньше во флоте.

Это правда, что очень похвально. Но в наше время мы пили горькую и, к сожалению, было между нами какое-то молодечество в пьянстве. Не легенда, а истина, что лейтенант Владимир Ильич Мицкевич выпил гитару водки. Это что за мера, вы скажете? А вот какая. Сидели раз в новом флигеле у Савицкого, тут же жил певец-гитарист Гогликов. Он был в этот день в карауле, но инструмент его ходил из рук в руки. Пили споро, и дошли до пари о том, кто сколько может выпить в течение суток. Говорили о полуштофе, штофе, о двух – все было мало. Взоры обратились на лежащую на столе гитару. Ее приняли за меру, и решено было, что Мицкевич ее выпьет в течение суток. Долго не думали, послали за водкой – и точно, к утру гитара была уже суха, а Мицкевич только завалился спать на целые сутки. Это был прекрасный человек, грубоватый, правда, но хороший служака, добрый. Родине после он служил в Американской компании долго, командовал в Тихом океане клипером, который сгорел. Умер он в Москве, служа в Городской управе в чине контролера. Конечно, о питье впоследствии и помину не было, но оно его сгубило.

Рассадником пьянства был 16-й экипаж Шихманова, где я служил прежде. Командир наш отыгрывал гуманного! А потому самых горьких пьяниц, как лейтенанты Карпов, Разводов, Есаулов и мичман Шульгин (разжалованный в матросы за пьянство и буйство и после дослужившийся опять до первого чина), он брал к себе, говоря начальству: „У меня все будет хорошо“ – и тем губил этих господ, которые постоянно лежали в белой горячке, вследствие чего Иван Николаевич Карпов сгорел. Разводов покончил после ударом, а Шульгин повесился. Пили везде ровно и этого не замечали.

Натура моя была крепчайшая, я только бледнел, но ум пропил – много что раза три в жизни. Раз, возвращаясь зимой ночью с какой-то попойки, я был во хмелю. На парах начал буянить с братом и Эйлером, отстал от них. Вижу, тянется передо мной вереница говночистов. В пьяной башке мелькнула мысль, что они близко проедут около моего дома, я присел на полозья одного из ящиков и, несмотря на ароматы, сейчас же заснул. И каково было удивление, когда меня разбудили ночные деятели уже далеко за городом на кронштадтской косе, куда это добро сваливалось. Хмель прошел разом, и я побрел домой, проклиная судьбу, и притащился к себе, когда уже светало. Черт меня дернул нарисовать себя в этом плачевном виде, и тогда молва сделалась всеобщею, несмотря на то, что я показывал карикатуру только приятелям…»

Если младшие офицеры пили в свободное от службы время, то у адмиралов питие водки было предусмотрено службой. В адмиралтейств-коллегии в течение всего XVIII века заседания начинались в 11 часов пополудни. После часа напряженной работы адмиралы с чувством исполненного долга дружно прикладывались под полуденную пушку к традиционной рюмке, а зачастую и не к одной. Этот «предрюмочный» час с 11 до 12 часов пополудни почтительно именовался «адмиральским часом». Привычка начальства быстро была усвоена и капитанами кораблей, которые тоже стали строго соблюдать «адмиральский час», говоря при этом: «Адмиральский час пробил, пора и рюмку пить!». Затем традицию освоили и остальные офицеры, а затем она докатилась и до матросских низов в виде ежедневной полуденной чарки с последующим отдыхом. Ныне идея адмиральского часа на кораблях нашего флота сведена лишь к послеобеденному часовому отдыху, а ведь как все красиво начиналось!

Из воспоминаний об адмирале Ханыкове: «Адмирал был очень хорошо расположен к офицерам и пассажирам и всегда приглашал их к обеду. Обеды эти сопровождались живыми разговорами и тостами, которые всегда предлагал сам адмирал. Первым тостом был „добрый путь“, затем присутствующие и отсутствующие „други“, как он выражался, затем „здоровье глаз, пленивших нас“, „здоровье того, кто любит кого“ и прочее. Во всех этих „здоровьях“ портвейн играл главную роль. К концу обеда графины были пусты, и часто подавались следующие, особенно, когда обед был более оживлен».

Что касается господ адмиралов, то они нередко весьма умело приспосабливали для своего удовольствия официальные государственные мероприятия. От этого, как они считали, выигрывало общее дело, достигалось собственное удовольствие, а кроме того не страдал и собственный карман. К примеру, в период правления императрицы Елизаветы Петровны адмирал и президент адмиралтейств-коллегии граф Головин объявил: «Ея И. В., по поданному от Е. С. рапорту, соизволила указать: к спуску новопостроенного 80-пушечного корабля изготовить во оном корабле с съестными припасами столы, как прежде при таких же спусках при жизни блаженныя памяти государя императора Петра Великого бывало, и при том рассматриваны учинения, какие прежде при спусках кораблей чинены приготовления и мастерам даваны презенты, справки, и по оному Ея И. В. указу адмиралтейств-коллегия приказали: к спуску показанного корабля, то есть сего апреля к 17 числу, изготовить в корабле 3 стола на 100 персон, и из оных первый стол, за которым Ея И. В. изволит присутствовать, с конфектами, с лучшим убором, а другой против того с некоторой убавою, во оное же число для духовных с рыбным кушанием на 24 персоны; ради изготовления на оные столы кушанья и конфектов призвать в коллегию кухмистера Фукса, или кого другого, и иметь с ним договор не пожелает ли на те столы кушанье готовить из своих всех припасов и за какую цену, а ежели не пожелает, то требовать от него, что надлежит приготовить, реестра, и по оному потребное все немедленно покупать и отдавать оному кухмистеру; а напитков к наличным купить, а именно: венгерского лучшего 50, ординарного 50, красного 100, бургонского 100, шампанского 100, ренвейну 100, белого ординарного 200, полпива 200, меду 200 бутылок, ножей с вилками 6 дюжин с костяными череньям от комиссариата и отдать в экспедицию экипажескую; посуду, скатерти, салфетки и прочее заблаговременно приготовить во всякой чистоте от экипажеской экспедиции. Корабельному мастеру для презента за строение оного корабля из определенного числа денег по числу пушек в 240 руб. купить серебряную кружку, какую сыскать можно…»

Что можно добавить, прочитав о подготовке к данному празднеству? Пожалуй, только то, что гуляло морское начальство в старину и в самом деле не плохо. Если на 100 приглашенных особ приходилось 1100 официально закупленных бутылок различных вин, то получается, что каждая приглашенная персона должна была осушить за вечер не менее 11 бутылок! Разумеется, что, как всегда, некоторая часть бутылок не достигала праздничного стола, а навсегда исчезала в загашниках организаторов празднества, но все равно размах гулянья впечатляет. Если к этому прибавить, что ежегодно на воду спускалось до десятка кораблей и столько же фрегатов и других судов, то скучать господам флагманам было действительно недосуг. Не успеешь отойти от одного празднества, а там уж и другое наступает!

Праздничные винные порции истинных строителей кораблей и судов были гораздо скромнее, хотя, впрочем, и им кое-что перепадало. Из рапорта капитан-лейтенанта Лунда о постройке корвета «Варяг» в 1861 году: «В день тезоименитства Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича и Его Императорского Высочества Государя Великого князя Николая Константиновича, 6 декабря 1860 года, заложен строящийся на Улеоборгской большой верфи 17-пушечный корвет „Варяг“ с обычною церемонией и богослужением. Согласно существующего в Финляндии при постройке судов обычая давать всем рабочим по чарке водки: 1) когда поставят штевни, 2) когда укрепят бимсы, 3) при спуске судна на воду, – я просил дирекцию верфи сделать распоряжение о выдаче находящимся при постройке корвета 152 плотникам, 10 кузнецам, 26 пильщикам, 61 чернорабочему, всего 249 человекам по чарке водки, записав этот расход в шнуровую книгу».