* * *

Главным доступным развлечением для матросов в портах, разумеется, были кабаки. Наш флот может по праву гордиться, что самый первый питерский трактир предназначался именно для моряков и по этой причине носил гордое наименование «Аустерия четырех фрегатов». К середине же XIX века только в одном Кронштадте имелось уже почти две сотни трактиров, которые никогда не пустовали. Из множества этих заведений самым злачным считался портовый кабак со звучным именем «Мыс Доброй Надежды», или в матросском обиходе просто «Мыска». Там происходили особо массовые и жестокие драки, порой переходившие в поножовщину. Поэтому в ходу среди матросов бытовало выражение: «Потерпеть бедствие у Мыса Доброй Надежды». Увы, терпели бедствие там многие…

Современник пишет: «В числе достопримечательностей Кронштадта я был поражен массой портерных (питейных) лавок, которые попадаются на каждом шагу…» Большинство питейных заведений носили названия городов, причем как зарубежных, так и своих: «Париж», «Неаполь», «Вена», «Лондон», «Москва», «Рязань», «Тула» «Америка» (после похода эскадры в Бостон), «Карс» (после войны с турками). Но встречались и более романтические названия: «Женские глазки», «Веселые острова», «Вздыхающий олень»…

Каждый из портовых кабаков имел обязательную вывеску «Питейный дом» и свое особое отличие – неимоверно грязные двери. Внутри тоже было не особенно разнообразно: грязь, крики, песни, вопли, ну и, разумеется, драки. В российских портах тогда пели популярную песню «О лихом матросе»:

Как посмотришь, ой-ой-ой!

Сколько пьет матрос лихой.

Он неделю спину гнет,

Не доест и не допьет,

А как праздник подойдет —

Целиком доход несет к целовальнику.

Дети плачут, мать горюет,

А матрос и в ус не дует.

Весел, пляшет и поет,

Водочку с друзьями пьет.

А потом в часть попадет – обязательно…

В Кронштадте и других российских портах в определении степени опьянения матроса существовало неписанное правило: если матрос лежал головой к кораблю или к казарме где обитал его экипаж, то считалось, что он, бедолага, стремился попасть на службу, но у него просто не хватило сил. Такого матроса заносили на корабль и не наказывали. Но если упившийся матрос валялся на земле ногами к кораблю или к казарме, то его обвиняли не только в пьянстве, но и в попытке дезертирства, на которое просто не хватило сил. Таких наказывали строжайше.

Впрочем, к исходу эпохи парусного флота количество потребляемой водки и вина значительно снизилось. Более комфортные условия существования уже не требовали постоянного «подогрева» организма, а большое количество появившихся механизмов требовали трезвости рассудка при их эксплуатации. Традиционная матросская чарка, разумеется, осталась, как и офицерские посиделки в кают-компаниях, но мода на выпивку уже прошла. Большинство офицеров уже не считало пьянство удалью, да и среди матросов все больше становилось трезвенников, которые не то что не буянили в портовых кабаках, напиваясь там вусмерть, но даже порой отказывались от традиционной чарки, чтобы скопить побольше денег, при увольнении в запас.

Русский человек, как известно, все делает от души: работает – так работает, отдыхает – так отдыхает! Разумеется, корабельная служба во все времена была и остается очень тяжелой. Однако и во время нее у моряков случались минуты отдыха. Как отдыхали, как проводили свой нечастый и недолгий досуг моряки российского парусного флота?

Практически на каждом судне всегда находился отчаянный весельчак и остроумец, умевший соленой шуткой приободрить товарищей в трудную минуту и забавными историями повеселить в часы отдыха. Из воспоминаний адмирала Сенявина: «В наше время, или, можно сказать, в старину, в командах бывали один-два и более назывались весельчаки, которые в свободное время от работ забавляли людей разными сказками, прибаутками, песенками и проч. Вот и у нас на корабле был такого рода забавник – слесарь корабельный; мастерски играл на дудке с припевами, плясал чудесно, шутил забавно, а иногда очень умно, люди звали его „кот бахарь“. Когда течь под конец шторма прибавлялась чрезвычайно и угрожала гибелью, я сошел со шканец на палубу, чтобы покуражить людей, которые из сил почти выбивались от беспрестанной трехдневной работы, вижу, слесарь сидит покойно на пушке, обрезает кость солонины и кушает равнодушно, я закричал на него: „Скотина, то ли теперь время наедаться, брось все и работай!“. Мой бахарь соскочил с пушки, вытянулся и говорил: „Я думал, ваше высокоблагородие, теперь-то и поесть солененького, может, доведется, пить много будем“. Теперь, как вы думаете, что сталося от людей, которые слышали ответ слесаря. Все захохотали, крикнули: „Ура, бахарь, ура“, все оживились, и работа сделалась в два раза быстрее».

Далекому от флотской жизни человеку многие морские шутки могли бы показаться жестокими и не слишком смешными, но сами моряки считали их весьма остроумными. Из книги И. Гончарова «Фрегат „Паллада“: „В этот же день, недалеко от этого корабля, мы увидели еще несколько точек вдали и услышали крик. В трубу разглядели лодки; подвигаясь ближе, различили явственнее человеческие голоса. „Рыбаки, должно быть“, – сказал капитан. „Нет, – возразил отец Аввакум, – слышите; вопли! Это, вероятно, погибающие просят о помощи: нельзя ли поворотить?“ Капитан был убежден в противном; но, чтобы не брать греха на душу, велел держать на рыбаков. Ему, однако ж, не очень нравилось терять время по-пустому: военным судам разгуливать по морю некогда. „Если это, – ворчал он, – рыбаки кричат, предлагают рыбу… Приготовить брандспойты!“ – приказал он вахтенному (брандспойты – пожарные трубы). Матросам велено было набрать воды и держать трубы наготове. Черные точки между тем превратились в лодки. Вот видны и люди, которые, стоя в них, вопят так, что, я думаю, в Голландии слышно. Подходим ближе – люди протягивают к нам руки, умоляя купить рыбы. Велено держать вплоть к лодкам. „Брандспойты!“ закричал вахтенный, и рыбакам задан был обильный душ, к несказанному удовольствию наших матросов, и рыбаков тоже, потому что и они засмеялись вместе с нами“.»

А вот как отдыхали офицеры и матросы на корвете «Калевала» совершившим в начале 60-х годов XIX века кругосветное плавание. Из воспоминаний А. Де-Ливрона: «В тропическом плавании команда и офицеры окачивались из шлангов, помп и брандспойтов по два или по три раза в день, и самая палуба постоянно смачивалась, дабы не рассыхалась от жары; над всею верхнею палубой и мостиком обыкновенно натягивались тенты, чтобы предохранить людей от солнечного удара.

Команде также некогда было скучать в море: помимо общей работы, у нее бывали и развлечения. После ужина, до раздачи коек они затевали пляску. Когда было не так жарко, капитан устраивал марсовым… гонку через салинг на призы. Также устраивались разные игры вроде бега взапуски в мешках, завязанных под мышками, и игра в рыбку, жмурки и кегли.