Он забыл? Или намеренно поместил ее сюда, из любви к дешевым эффектам?

Вдохнула поглубже, готовясь закричать. Как можно громче, и не имеет значения, что именно. На помощь! Пожар!! Кто-нибудь!!! Красс!!!..

И услышала плавный щелк поворота ключа.

Вошла горничная Белла, пухленькая и улыбающаяся, в кружевном фартушке и с наколкой набекрень. В руках она держала поднос, накрытый перевернутым куполом, из-под которого кое-где просачивались струйки душистого горячего пара. Рядом с куполом стоял графин: он, наоборот, был холодный даже на вид, и что-то оранжевое просвечивало сквозь запотевший хрусталь.

— Это вам, — улыбнулась девушка. — Приятного аппетита. А почему вы разулись? Жмут?

Эва сглотнула, перевела дыхание. Перевернуть поднос, оттолкнуть горничную, вырваться, сбежать вниз по лестнице, истошно зовя на помощь?.. Бред какой. Или же тупо смотреть, как она поставит куда-нибудь свой поднос, выйдет из комнаты и аккуратно закроет дверь на ключ?

— Белла, — голос прозвучал хрипло, хоть она ни разу и не крикнула. — Кто там прилетел?.. Разработчики?

— Да, у шефа сегодня совещание. Вам соку налить?

Захотелось пить. Внезапно и страшно, до наждачной сухости в горле.

— Да… налейте, пожалуйста.

Странно, думала Эва, напряженно следя за оранжевым стебельком, проросшим от носика графина к чашечке высокого бокала. Мало того что девушка пришла одна, без охраны. Непохоже, чтобы ее вообще как-то проинструктировали, дали знать: она обслуживает не гостью, а пленницу. Сто раз можно было бы бежать. Допустим, Фроммштейн уверен, что ей в любом случае некуда деться с острова… но разработчики? Выходит, он убежден в их нейтралитете и молчании — настолько?!

Выхватила бокал. Приникла. Прикрыла глаза…

— Здравствуй, Ева. Наконец-то. Допивай, и пошли.

Бокал она не выронила. Только медленно опустила вниз, не замечая, как выливается на пол недопитый остаток сока. Спохватилась, протянула Белле — замершей на месте, часто хлопая ресницами.

— Ну?!

Красс шагнул вперед, схватил Эву за руку и повлек за собой быстрее, чем она вышла из ступора; споткнулась, больно сбила босые пальцы о порог и лишь потом по-настоящему побежала, стараясь попадать в его ритм, размашистый и спокойный, без лишних рывков, а потом, на лестнице — без пропущенных ступенек. Мельком отметила, что лестница не та, по которой они поднимались сюда с посыльным, более узкая, непрезентабельная: аварийная или для прислуги. Красс двигался уверенно, он точно знал, куда идти, а спрашивать его об этом было, пожалуй, не к месту и не ко времени…

Но об одном она должна была его спросить. Немедленно:

— Как там сейчас?

Не останавливаясь, обернулся через плечо, мгновение глядел недоуменно, потом понял и ответил:

— Там уже всё.

* * *

На плече у девушки алела роза. Нечеткая, полустертая. Не татуировка, как он думал раньше, а так, переводная картинка…

Человек присел на корточки, убрал волосы с ее лица. Не успела испугаться — в смысле, испугаться еще больше, — и потому осталась красивой. Удивленное личико без косметики, без порочных взрослых ужимок. Ребенок. И так происходит каждый раз… Нет, у него никогда не будет детей.

Над ухом истошно рыдала какая-то другая, живая девочка, а еще одна тоненько, почти хрустально повторяла без остановки: «не надо, не надо…» Голоса звучали точно в терцию, словно жуткий безумный дуэт. И оркестровкой — крики, топот, ругательства, команды, переговоры по рации, сигналы скорой помощи, профессионально-дробная начитка репортажей с места происшествия… Человек поморщился, приложил ладони к ушам и вискам. Шум смазался, накрылся пленкой-фильтром. Так лучше.

Болела голова. Несильно и равномерно, без пульсации, будто заполняя тихой болью весь мозг, от лобных долей до затылка. Никогда раньше человек не терял сознания. Он нe представлял себе, что за технологию они применили. Впрочем, было бы даже странно, если б его честно и открыто ознакомили со всеми технологиями, имеющимися на вооружении Структуры.

Рядом с мертвой девушкой лежал ничком террорист: масса черных волос из-под съехавшей набок банданы, поперек спины — густой пунктир кровавых дыр в рубашке. Смуглая рука, отброшенная в сторону, почти касалась девушкиного бедра. Из-за этого парня ее и зацепило. Случайно. Всё всегда происходит случайно.

И они еще называют себя профессионалами. Неужели так трудно прицелиться в неподвижно лежащую мишень?

Человек попробовал вспомнить, как ее зовут… звали. Не сумел. Да уже и неважно.

Подошли двое камуфляжных спецназовцев с носилками. Хотели положить туда девушку, один даже взялся за ноги — за черные сапожки на высоких каблучках, — но в последний момент почему-то передумали, погрузили террорисга, перевернув лицом вверх. Совсем молодой парень. Тот самый… Человек хотел рассмотреть его получше, встал с корточек, подался вперед, однако носилки уже качались в воздухе, уплывая из поля зрения…

Чуть поодаль энергичная женщина в белом халате сгоняла в компактную группку девчонок в длинных сапогах и мини-юбках, словно птичница — голенастых страусят. Девчонок, которым повезло. Которые могли сейчас оглушительно рыдать и плакать без звука, причитать и шевелить онемевшими губами, вздрагивать от каждого прикосновения и сжиматься в комочек в углу скамьи. Ничего им не сделается. Пройдут хороший курс реабилитации здесь же, в Срезе — если, конечно, психологи не решат, что лучше сразу отправить бывших заложниц в телепорт, по домам… и, кстати, гораздо дешевле. Прямо скажем, человека не особенно интересовала их дальнейшая судьба.

Во всяком случае, вряд ли кого-то из них когда-нибудь еще потянет участвовать в реалити-шоу.

Ему и самому осточертели все эти игры. Чересчур реальные, а главное — чужие.

Вокруг сновали туда-сюда люди в камуфляже и в штатском, медики и журналисты, родственники пострадавших и просто зеваки, прорвавшиеся через уже номинальное оцепление. Горы битого стекла, облака тезеллитового крошева, съемочная техника, побитая, разбросанная кое-как по всему вестибюлю; вон дорогущий объектив треснул под лапой санитарного дракона. Драконы, люди… все в кучу. Потом, когда общественность, прийдя в себя, потребует разобраться: кто виноват, кого судить и что же, в сущности, произошло, — это будет уже невозможно. По большому счету, оно невозможно и сейчас.

Самое время, не прощаясь, выйти из игры.

Человек пересек вестибюль зигзагом, огибая скопления людей и завалы телекамер, и вышел к дверям, ведущим во внутренний дворик. Посторонился, пропуская санитаров с носилками; надо же, кого-то достало и там. Вышел на солнце, прищурился, надел темные очки. Проходя мимо бассейна, жизнерадостно сияющего голубым глазом идиота, бросил через плечо мобилку, а затем, усмехнувшись, и прямоугольную карточку визы с тускло-медным чипом. Наивно и нелепо — но жест. Символический, стильный. Можно сказать, даже красивый.