Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, это необычный случай.
— Обычный или необычный, но он сущая мелочь в сравнении с тем, что я мог бы рассказать тебе о своих приключениях. Мне доводилось видеть такие чудеса, что если бы я стал их описывать, ты принял бы меня за фантазера или сумасшедшего.
— Ну что вы, дядя. Я бы никогда так не подумал.
— Ты хочешь сказать, что поверил бы мне?
— Конечно.
— Хм! Тогда я расскажу тебе о случае, о котором никому не говорил.
— Не говорили? По какой причине?
— Потому что меня посчитали бы лжецом, и мне пришлось бы сражаться с моими слушателями на дуэли. Но тебе я расскажу обо всем.
Нам предстояло долгое плавание. Судно было хорошим, капитан и офицеры подобрались прекрасные — одним словом, все, что надо для приятного и веселого круиза, на который мы имели большие перспективы.
О команде я вообще не говорю. Это были опытные моряки, с младенчества воспитанные на флоте — не то, что на французских судах, где матросы служат какой-то срок, а потом снова становятся сухопутными увальнями. Нет, наши парни любили море, как лежебока свою постель или как хороший слуга свою хозяйку.
И коли речь зашла об этом, их любовь была более постоянной и чистой, потому что возрастала с годами и заставляла людей уважать свою команду. Они стояли друг за друга до последнего мгновения жизни — пока были способны ругаться и жевать табак.
Мы перевозили на Цейлон обычный груз, а на обратном пути должны были доставить индийские специи. Судно только что сошло со стапелей — отличное новое судно. Оно сидело в воде, как утка, и бриз нес его по волнам без качки и рывков в отличие от старых лоханок, на которых мне время от времени доводилось плавать.
Короче, у нас был хороший груз, увесистый цепкий якорь и прекрасное настроение. Мы спустились по реке, обогнули Северный Мыс и вышли в Канал. Ветер дул ровно и сильно. Он как будто специально был создан для нас, о чем я и сказал своему приятелю.
— Ну, как тебе, Джек? — спросил я у него.
Мой коллега-офицер взглянул на небеса, потом на парус и, наконец, на воду, после чего с тяжелым вздохом ответил:
— Неважно, друг.
— Но что тебя беспокоит? Ты выглядишь таким печальным, словно мы находимся на пиру дикарей, которые решают, кого из нас съесть первым. Ты, что, нездоров?
— Да я-то здоров, хвала небесам, — ответил он. — Но мне не нравится этот бриз.
— Тебе не нравится бриз? — с удивлением воскликнул я. — Почему же, приятель? Это лучший ветер, который когда-либо дул в паруса. Ты, что, по шторму соскучился?
— Нет, шторма мне не надо. Я его боюсь.
— С такими кораблем и командой мы справимся с любой непогодой, а не то, что с этим ветерком.
— Возможно, справимся. Надеюсь на это. Вернее, так и думаю, — ответил он.
— Тогда почему ты такой унылый, черт тебя возьми?
— Я ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, что над нами навис какой-то рок. Какое-то дурное знамение.
— Знамение действительно есть, но не дурное. Над нами знамя Англии, которое реет на крыльях веселого бриза.
— Ну да, конечно, — ответил Джек и ушел на ют, поскольку он находился на дежурстве и должен был выполнять свои служебные обязанности.
Я подумал, что его опечалили мысли о семье, и постарался забыть об этом. И действительно — через день-другой он снова стал разговорчивым парнем и ничем не отличался от других офицеров судна. Как бы там ни было, я больше не замечал у него меланхолии.
В Бискайском заливе мы попали в шторм, но вышли из него, не потеряв ни одной детали рангоута. Короче, проскочили его с легкостью и без неприятностей. И тогда я снова спросил приятеля:
— Ну, а теперь, Джек, что ты скажешь о нашем судне?
— Оно как утка на воде — скользит вверх и вниз по волнам, а не падает и не подскакивает, будто обод на камнях.
— Да, это самое быстрое и изящное судно, на котором мне доводилось служить. Я готов поклясться, что его первое плавание пройдет без осложнений.
— Надеюсь, что так оно и получится, — ответил мой приятель.
Мы были в море уже больше трех недель. Океан Сказался гладким, как лужайка перед домом. Бриз по-прежнему оставался легким до умеренного, и мы величественно неслись по синим водам от одного побережья к другому, хотя вокруг нас были только морские просторы.
— У меня никогда еще не было такого спокойного плавания, — сказал однажды капитан. — На таком корабле и умереть не жалко.
И тут начались неприятности. Как я уже говорил, мы были в море больше трех недель, и вот одним солнечным утром, когда рассветные лучи омыли паруса, на палубе вдруг появился странный человек. Он забрался на бочки с водой, которые мы закрепили у мачты, поскольку трюм был доверху заполнен грузом. Конечно, весь экипаж сбежался посмотреть на невесть откуда взявшегося пассажира.
Эх, черт меня дери! Я никогда не видел, чтобы парни так таращили глаза. Да я и сам от них не отличался. Мы смотрели на него минут пять и не могли сказать ни слова. А незнакомец спокойно взглянул на нас и затем уставился на небо, словно ожидал получить оттуда двухпенсовую открытку от Святого Михаила или любовное послание от Девы Марии.
— Как он сюда попал? — тихо спросил один из офицеров у своего товарища.
— Откуда я знаю? — ответил тот. — Может, упал с облака. Видишь, как он смотрит на небо. Наверное, ищет дорогу назад.
А чужак все это время сидел с вызывающим спокойствием. Он как бы видел нас, но не желал замечать. Это был высокий худощавый мужчина — таких обычно называют долговязыми — но в нем чувствовалась сила. В глаза бросались широкая грудь, длинные мускулистые руки, крючковатый нос и черные орлиные глаза. Его вьющиеся волосы поседели от возраста и, казалось, были окрашены белым на кончиках, хотя он выглядел крепким и активным человеком.
Тем не менее в нем было что-то отталкивающее — какая-то черта, которую я не могу определить или описать. В диких и странных глазах пылал огонь решимости, и весь его вид казался мне зловещим и неприятным до крайности.
— Итак, — сказал я, когда мы насмотрелись на него, — откуда вы взялись, приятель?
Он перевел взгляд на меня, потом опять на небо — все в той же выжидательной манере.
— Давайте, объясняйтесь. Я что-то не вижу у вас крыльев Питера Уилкина или летающего ковра из арабских сказок. А коли так, то как вы к нам попали?
Он мрачно уставился на меня и сделал какое-то резкое движение, которое подбросило его вверх на несколько дюймов. Когда его зад ударился о бочку с водой, раздался громкий чмокающий звук. Возможно, он хотел сказать, что отныне не сдвинется с места.
— Мне придется доложить о вас капитану, — сказал я. — Хотя он вряд ли поверит моим словам, пока не увидит вашу фигуру своими глазами.