вдох

бесполезно

выдох

вдох

выдох

вдох

* * *

– Войдите!

– Ха! – шепнул Андреас. – Я тут уже был однажды.

В кабинете директора отвратительно пахло средством для уборки. Директор Шнайдер сидел за письменным столом, навалившись на него толстым животом. Он что-то писал карандашом в тетради, не обращая на нас внимания. Мы поставили ранцы на пол и подошли к столу.

– До перемены еще пять минут, – прошептал Андреас и показал на свои новенькие часы с Максом и Морицем[66] на циферблате.

У Морица глаза дергались туда-сюда в такт секундам.

Директор наконец на нас посмотрел.

– Почему учительница математики послала вас сюда?

Андреас пихнул меня локтем – отвечать надо было мне.

– Мы смеялись во время минуты молчания, – пробормотала я. – Нечаянно…

Директор кивнул.

– Мы не специально, честное слово, – торопливо добавил Андреас.

– Дело не в этом. Чью память мы должны были почтить этой минутой молчания?

– Леонида Ильича Брежнева.

– Так-так. А когда вообще проводят минуту молчания?

– Когда человек умирает.

– Именно!

Директор встал и похромал к окну, скрипя резиновыми подошвами.

– Вам, конечно, известно о заслугах Генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева?

– Да.

Он откашлялся.

– И о заслугах Владимира Ильича Ленина?

– Да.

– Товарища Эриха Хонеккера?

– Да.

– А разве смеются, если эти люди умерли?

– Нет.

– Хонеккер-то жив еще, – шепнул Андреас и хихикнул.

– Что вы там шепчетесь?

Мы замерли, уставившись в пол.

Директор снова уселся в кресло.

– Дневники на стол!

Мы достали дневники и протянули их ему. На обложке моего красовалась наклейка со Смурфиками.

Директор долго ее рассматривал, потом раскрыл дневник и что-то нацарапал там красной ручкой. То же самое он проделал с дневником Андреаса.

Прозвенел звонок на перемену. Директор отдал нам дневники, мы вышли в коридор. Там нас ждали Торстен, Мартина и Мануэла – все с красными клоунскими носами. Андреас порылся в карманах, выудил такой же, нацепил его и велел мне:

– Читай вслух!

Я открыла дневник на странице с записью:

– «Ханна недостойным образом вела себя на минуте молчания в связи с кончиной Л. И. Брежнева, не проявив надлежащего уважения к памяти покойного».

– А у тебя что? – хихикнув, спросила Мануэла.

Андреас начал читать. Через клоунский нос его голос звучал почти неузнаваемо.

– «Андреас недостойным образом вел себя на минуте молчания в связи с кончиной…» Слово в слово! Вот скучища!

– Ой, нет… – вдруг сказала Мартина, глядя куда-то за наши спины.

К нам направлялась фрау Тиль в облаке лаванды.

– Что! Здесь! Происходит! – отчеканила она, делая паузу после каждого слова. – Немедленно снять носы!

– Сегодня же начало карнавального сезона! – возразил Андреас. – Одиннадцатое число одиннадцатого месяца!

– Нет! – У нее даже дыхание перехватило. – Вчера скончался товарищ Брежнев! Какой карнавал?! Вы о чем?! Вам должно быть очень, очень стыдно! Немедленно снять носы!

Мануэла что-то шепнула на ухо Мартине.

– И прекратите шептаться! Сейчас же! В такой день! Вся страна скорбит! Пусть вам будет стыдно!

Мы безропотно сняли носы и пошли на школьный двор – все-таки переменка.

После уроков по дороге домой настроение было ниже плинтуса, особенно у Андреаса: отец придет с работы, увидит запись в дневнике и наверняка его поколотит.

– А давай поедем в Варнемюнде в «Волну»! – вдруг предложил он. – Бросим дома портфели, быстренько соберемся и рванем. Мне все равно влетит, так уж лучше попозже.

– Давай!

Я подождала Андреаса у двери его подъезда. Потом зашли ко мне. Мама была на работе, папа, к счастью, спал так крепко, что не слышал, как я роюсь в шкафу.

Собрав вещи, мы побежали на Главный вокзал и сели в электричку до Варнемюнде.

В бассейне «Волна» народу против обыкновения было немного. Несколько бабулек в одинаковых красных купальных шапочках трещали друг с другом, держась за бортики. Когда включали волны и во все стороны летели брызги, бабульки начинали громко взвизгивать.

– Остальные купальщики небось дома сидят, Брежнева водкой поминают, – предположил Андреас.

Мы стали гоняться друг за другом по волнам. Андреас попробовал меня притопить, и у него сломались очки. А мои начали протекать. Глаза щипало от хлорки. Мы ушли греться в теплой воде лягушатника и там стали ждать, когда снова включат волны. Никогда еще мы не чувствовали себя в бассейне так вольготно. Из настоящих пловцов был только дядька с волосатой спиной, он упорно плавал туда-сюда кролем. Мы попробовали ему подражать. У меня получалось так себе, Андреас вообще чуть не утонул. Мужчина рассердился, что мы ему мешаем, и прогнал нас в сектор для не умеющих плавать. Там Андреас стал грести руками, как в кроле, а ногами скакал по дну. Выглядело это так потешно, что я хохотала до боли в животе.

Накупавшись, мы вышли из бассейна и тут же замерзли. Как обычно, прошли мимо отеля «Нептун». Народу в его ресторане было битком, все ели фирменное блюдо – бройлеров. Мы прижались носами к оконному стеклу и стали наблюдать за гостями. Когда открывалась дверь, изнутри доносился восхитительный запах жареных куриц.

– А у нас сегодня на ужин бутеры с ливерной колбасой… – вздохнул Андреас.

Обратно к вокзалу мы пошли через темный курортный парк. С замиранием сердца пару раз съехали с белой каменной горки. В парке мы были совершенно одни.

* * *

Не плыву – парю… Бороться с водой больше нет смысла. Она меня держит. Не дает уйти вниз. Всё как ты говорил. Тепло и светло. Огромный красный шар солнца – прямо передо мной. Солнце правда здесь? И я тоже здесь?

Плыви дальше!

А небо? Где небо?

Плыви дальше!

Высоко надо мной – чайка.

Дыши размеренно!

Она настоящая?