Лужица крови на снегу. Чистый белый снег измаран этой кровью. Птицын метнулся вправо на другую дорожку, чтобы избавиться от этой картины - снег с кровью. У кого-то шла носом кровь. Но на дорожке рядом Птицын через каждые полметра находил капли крови. Она капала, меньше, реже, но шла. Полметра превратились в два метра, потом в десяток. Птицын не хотел и все-таки выискивал, замечал едва заметные капли по краю дороги. Лучше бы грязь, черная грязь на снегу, чем эти ядовитые, отвратительные вкрапления. Эта кровь преследовала его от дома до самого метро.

Птицын уже несколько недель чувствовал, как вокруг него сжимается пространство. Надвигалась тьма. Медленно, но неотвратимо. Воздух казался Птицыну вязким и тягучим, точно сгущенное молоко. Люди кругом передвигались с мучительными усилиями и в раскоряку, как будто в воде или во время замедленной съемки. Не было сил разорвать руками эту плотную завесу из разреженного воздуха...

Пора! Время против него! Это-то Птицын понимал... Но малодушно, со дня на день откладывал, да еще сам себя утешал: ну, еще немножечко. Вот и повестка из военкомата: явиться к 9 утра в комнату N 13 к капитану Синичкину по поводу прохождения воинской службы на основании Закона о воинской обязанности и Священного долга и прочая, и прочая... Ахинея. Завтра он должен был предстать во плоти перед очами призывной медицинской комиссии. Совсем недавно с их курса уже забрали Эдика Дзержинского, не дали даже институт закончить, отправили в Афганистан, сволочи. Не хватает им пушечного мяса! У Дзержинского был критический возраст: 27. Его вызвали и припугнули: попробуешь спрятаться - посадим.

Сегодняшний день Птицын наметил как крайний срок. Кровь из носу он должен был залечь в больницу с сотрясением мозга. Вернувшись из института, Арсений быстро прошел на кухню (родители и бабушка, слава Богу, сидели по комнатам), выхватил из мойки половник, заперся в ванной. Из зеркала на него смотрели беспомощные глаза, а между сдвинутыми бровями пролегли две складки. Птицын левой рукой приподнял чуб со лба, правой размахнулся и с силой шарахнул себя в лоб половником. У-у-ух! Чертовская боль! Над правой бровью, у виска, образовалось красное пятно. Птицын осторожно, мелкими движениями кисти стал набивать половником синяк, стремясь максимально расширить красное пятно. Оно увеличивалось, но как-то медленно, нехотя. Птицын удвоил усилия. Если поначалу он бил ласково, щадяще, то теперь разозлился на это чертово красное пятно, не желающее превращаться в полноценный синяк, и потому колотил себя по лбу с ненавистью. Боль росла, а синяк нет.

Тут Птицына осенило: лед, ведь он шершавый! Значит, если ты поскальзываешься, должен проехаться по нему лбом. Стало быть, синяк должен быть испещрен сквозными царапинами.

Птицын выглянул из ванной: по-прежнему на кухне было пусто. Он схватил нож и опять закрылся в ванной. Включил воду. Сейчас нужно было аккуратно прочертить параллельные полосы на всем протяжении синяка. Птицын оттянул кожу от виска к переносице, закрыл правый глаз, а левым наблюдал в зеркало за результатом. Лицо у него было хлопотливое и сморщенное. Острием ножа он легонько провел по синяку. Неприятно! К тому же еще, чего доброго, ткнешь себе в глаз ножом, и останешься без глаза. Птицын взялся за лезвие ножа. Это было все равно, что проводить вилкой по желе. Царапина чуть-чуть набухала, жалкая капля крови вылезала из нее и тут же сворачивалась. Опять красное пятно оказывалось таким же однородным и не эффектным. Птицын выругался, схватил папины бритвенные лезвия с полки над зеркалом. Снова он оттягивал кожу и полосовал пятно бритвой - быстрыми, резкими движениями. Мертвому припарки! То, что выходило, никак не соответствовало идеалу. Птицын был страшно недоволен. Впрочем, так как по легенде он упал сегодня утром, кровь на синяке к этому времени должна была засохнуть. Но вот чего он боялся, так это того, что минут через десять этот проклятый синяк вообще сам собой заживет. Он на глазах скукоживался и исчезал.

Что делать? Наждачная бумага! Она как лед шершавая. Птицын выскочил из ванной, открыл дверцу стенного шкафа в коридоре, где лежали папины инструменты, покопался на полке, достал кусок шкурки. Сгодится! Опять влетел в ванную, провел шкуркой по синяку. Поглядел в зеркало. Лучше! "А что, если его раскусят?" Скажут: никакого сотрясения. И дадут пинка, как симулянту. Птицыну вспомнился рассказ Кукеса о его двоюродном брате, который ждал документов из посольства на выезд в Израиль, со дня на день они должны были прийти, как вдруг повестка из военкомата. Брат разбежался головой вперед, к-а-а-к шмякнется лбом об стенку - сотрясение. Отсрочка на полгода. Документы пришли, и он сбежал за бугор. Птицын мысленно примерился: а он смог бы лбом об стену, как Миша Казанович? Ковер смягчит удар. Да и потом это как-то глупо. Уж лучше, как он задумал. Что, собственно, ему грозит? Ну, скажут: ушиб. Не сотрясение. Пусть. Чего он теряет?! Мало ли... А при удачном раскладе, он сохранит свободу. Она стоит того, чтобы чуть-чуть пострадать!

Сквозь дверь Птицын услышал, как по коридору прошаркали тапочки: родители шли на кухню пить чай. Бабушка вышла, гремит кастрюлями. Момент подходящий. Птицын закрыл воду, положил лезвия на место, спрятал половник, шкурку и кухонный нож в шкафчик, выполз из ванной. Остановился у зеркала в коридоре и стал трогать лоб, то приближая лицо к зеркалу, то отдаляя его.

- Что там? - спросил папа, увидев через коридор манипуляции Арсения. Бабушка тоже застыла в проеме кухонной двери с дуршлагом в руке.

Птицын сделал страдальческое лицо, заглянул на кухню:

- Что-то голова трещит страшно... Упал сегодня...

- Где? - спросил папа.

- Да с утра шел в институт... и около метро шлепнулся... По льду проехался...

- Где? Где? Покажи! - заинтересовался папа.

Птицын отвел рукой волосы со лба.

- Шишка! - констатировала бабушка. - С голубиное яйцо.

- Молодец! - заметила мама. - Будешь теперь под ноги глядеть... Ворон считаешь... Так можно и без глаза остаться.

- Да-а! - подытожил папа. - Синяк большой. Гололед ведь... Как тебя угораздило?

- Голова раскалывается! - настаивал Птицын. Похоже, никто из родственников сочувствовать ему не собирался. А они еще должны вызвать "Скорую помощь".

- Иди полежи, - предложил папа. - Может, пройдет?..

- Пойду лягу... - покорно согласился Птицын.

Что теперь делать? Во-первых, разобрать постель. Приедет "Скорая" - нужно лежать пластом, как и следует при сотрясении. Птицын остался в майке и тренировочных. Время: семь вечера. Часам к девяти надо все закончить! Что дальше? - Рвота!

Птицын проковылял по коридору, слегка постанывая. Зашел в туалет. Дверь на кухню была открыта. Родители были там. Услышат. Он засунул два пальца в глотку и начал горлом имитировать рвотные звуки. Потом спустил воду в унитазе. Выполз из туалета задыхаясь. Держась за стену, Птицын добрался до кухни:

- Боюсь, сотрясение мозга! Вырвало...

- Может, что съел? Живот не болит? - сочувственно поинтересовался папа: Птицын понял, как ему не хотелось звонить, вызывать "Скорую помощь".