Повернувшись от духовки, я поставила на стол миску с готовыми бобами — их осталось только разложить по тарелкам.

— Она плохо себя чувствует. Если бы ты пришел раньше, то знал бы об этом. — Откуда это взялось? Даже я не уделила Олли достаточно внимания, пока Дэн не сказал мне. Но об этом я Френку не скажу. — Я положила ее в спальне внизу.

Раздался звук отодвигаемого стула, и Френк вышел. Открылась и закрылась дверь спальни. Хотя я не видела его лица в этот момент, мне было совсем нетрудно достаточно живо его себе представить.

Когда он вернулся за стол, от повисшей тишины у меня волосы стали дыбом. Я что-то пропустила? Олли куда хуже, чем я себе представляла? Кукурузный хлеб застрял у меня в горле, перекрыв дыхание. Я взяла свою почти полную тарелку и все выбросила в мусорное ведро. Мне было безразлично, что мама всегда говорила: выбрасывать еду — грех. Если бы я съела еще один кусочек, то он точно сразу оказался бы снаружи.

Я вытерла руки о фартук.

— Я посмотрю, как там Олли.

Прежде чем Френк смог ответить, я вышла из комнаты, у меня внутри все колыхалось, как сливки в маслобойке. Подойдя к Олли, мне показалось, что ей лучше: когда я к ней прикоснулась, она была уже не такой горячей и безжизненной. Я опустилась на стул, стоявший около кровати. На нем я сидела, когда наблюдала за умирающей тетей Адой. От этой мысли я вскочила на ноги. Я плеснула на лицо воды, и на щеках опять заиграл румянец. Я заставила себя двигаться — мимо кровати взад-вперед. Мои нервы были напряжены до предела, и мне не хотелось, чтобы Френк видел меня в таком состоянии.

Френк. Я пробежала рукой по полке с книгами, по столу, за которым сидела, когда читала его первые письма. Вдруг мне стало холодно. Я начала тереть руки, но к тому времени, как в комнату вошел Френк, у меня зубы цокотали так же сильно, как и у Олли.

Он посмотрел на меня, затем на дочь, и достал еще одно одеяло из сундука в углу. К моему удивлению, он положил его мне на плечи.

— Похолодало. Я разжег камин в соседней комнате. Он нагреет и эту комнату.

Я позволила себе немного расслабиться, усевшись на стул. Френк стоял в дверном проеме, пытаясь унять выражение обеспокоенности на лице.

— Мне позвать кого-нибудь?

Я покачала головой, отмечая тот факт, что он спросил моего совета, вместо того чтобы поступить по-своему.

— Пока не нужно. Думаю, с ней будет все в порядке. Ей, кажется, уже лучше. Я посижу ночью возле нее на всякий случай.

Он не хотел оставлять дочь. Я понимала это. Но и в комнате этой он тоже не желал оставаться. Я видела страдание в его глазах, он, вероятно, слишком ясно представлял последние вздохи своей жены на этой кровати.

— Позаботься об остальных, я останусь с Олли.

В конце концов он сдался. И хотя все в доме скоро затихли, я услышала, как он ушел спать в сарай, только далеко за полночь.

Тяжелый кашель сотряс все тело Олли. В это же время серп луны, разрезав чернильное небо, озарил его светом. В памяти отчетливо всплыла картина последних натужных вздохов-хрипов тети Адабель… Если кашель усилится, я подогрею воды, и пусть Олли подышит над паром. По крайней мере, этот метод лечения кашля я помнила из собственного детства.

Ночь плавно переходила в день. Моя голова клонилась к груди вопреки моей воли. Я знала, что ночь, проведенная на стуле, не сулит доброго утра, поэтому свернулась клубочком в углу кровати.

Позже, помню, я проснулась — сердце колотится, как паровоз, мчащийся на всех парах. За окнами по-прежнему темно. В доме тихо. Я прислушивалась некоторое время, раздумывая, что могло нарушить мой покой. Наконец я опустила голову и опять закрыла глаза.

Затем Олли застонала, и я пробралась к ней, чувствуя через все одеяла жар ее тела.

— Тише, тише, дорогая, Бекка рядом. — Трясущимися руками я пыталась нащупать спичку и зажечь лампу. Лампа осветила всю комнату. Лицо Олли пылало в лихорадке.

Возле кровати стояла чашка с чаем из ржавого вяза. Я подняла девочке голову и заставила ее сделать несколько глотков. Распахнув на ее груди сорочку, еще раз намазала грудь бальзамом. Резкий запах ментола окончательно разбудил меня.

— Я сейчас вернусь, дорогая. — Дрожа, я раздула угли в печи, приготовила еще чая, взяла бутылку с микстурой от кашля и помолилась. Я не буду паниковать. И звать на помощь тоже не буду. Ночами больным всегда тяжелее, чем днем, при солнечном свете они обычно выглядят значительно лучше.

Я вернулась к Олли со свежим чаем и ложкой с лекарством. Девочка снова заснула. Мне не хотелось ее будить, но, когда я нежно пошевелила ее за плечи, она открыла глаза и я смогла ее напоить.

Присев на край кровати, я погладила девочку по волосам цвета пшеницы. Она прижалась ко мне, как больной ребенок, ища защиты, прижимается к маме. У меня в горле стал комок.

— Все в порядке, малышка. — Я обняла ее, шепча ласковые слова. Забравшись на кровать, я аккуратно накрыла нас обеих одеялом. Едва мои глаза сомкнулись, я провалилась в глубокий сон.

— Кто готовит завтрак? — Джеймс ворвался в спальню.

Я с трудом открыла глаза, Олли застонала.

— Дженни проснулась! — орал Дэн с лестницы.

Накрыв голову рукой, я пыталась сообразить, на чем же сначала сконцентрировать свое внимание.

— Как она? — Френк вошел в спальню с чашкой кофе в руках — холодным, я не сомневалась, — и сел на стул, который я покинула давным-давно.

— Кто займется Дженни? — позвал опять Дэн. Тут я услышала плач малышки.

Лицо Френка выглядело таким же измученным, какой измученной я себя чувствовала. Он спал прошлой ночью? Я опустила ноги в носках на холодный пол.

— Бекка! — Опять Дэн.

— Пусть Олли выпьет еще чаю. — И я ушла.

Быстро приготовила завтрак. Приготовила еду Олли. Холодный обед на скорую руку. Еще чай. Кофе. Минута на кухне, следующая в спальне… В каждой комнате я забывала, что же хотела сделать. Френк не обращал никакого внимания на всю суматоху. Он видел лишь дочку.

Она едва дышала, даже несмотря на то, что была намазана бальзамом, а возле лица постоянно была ингаляция. Она с трудом отрывала голову от подушки, чтобы выпить бульон, который я приготовила из костлявого цыпленка. Френк с нежностью вытирал лицо дочери.

В середине дня я забрала лоскут ткани из его рук и сказала:

— Иди займись мальчиками, ты им тоже нужен.

Он недоуменно заморгал в мою сторону, будто забыл, что у него есть и другие дети. Затем его взгляд прояснился.

— Ты права. Ты останешься с ней?

Я подтолкнула его к коридору.

— Конечно, а ты займись мальчиками и Дженни. Я присмотрю за Олли.

Пока сыновья бурно выражали свой восторг — папа пришел с ними поиграть, во мне росло беспокойство. Мы не справимся, если грядущая ночь окажется хуже, тяжелее предыдущей. Я боялась, что Олли нужен врач. Но доктор Ризингер, хотя и оправился после перенесенного гриппа, стал работать меньше и послал запрос, чтобы в Пратер Джанкшен прислали другого врача. Ирен говорила, что ему пока никого не удалось найти, потому что большинство молодых врачей еще не вернулись из Франции.