Перечисленные выше различия заметны при сравнении храмов Хатшепсут и Аменхотепа III с храмом Амона в Карнаке или с поминальным храмом Рамсеса III в Мединет-Абу. Сами храмы имели относительно небольшие размеры, обладали простыми очертаниями и декором. В позднее время храмы стали большими, у них появились пилоны, очень массивные перистильные и гипостильные залы с высокими стенами. В них отразились агрессивность и пафос этих времен. Огромный гипостильный зал в Карнаке с его устремленными ввысь колоннами до сих пор внушает страх посетителям. Массивность этой архитектуры, несомненно, влияет на впечатление человека, и никто не посмеет приуменьшать гениальность инженерного решения, связанного с поднятием колонн и постановкой архитравов весом 60 тонн на их капители высотой в 80 футов (приблизительно 2,4 м). Однако архитектура этого зала несравнима с великой пирамидой или более ранними храмами. Эти колонны стоят на базах, состоящих из маленьких, хрупких и неплотно прилегающих друг к другу камней, которые к тому же не видны, так как находятся под землей. Такое не мог сделать добросовестный ремесленник. Удивительная точность в расчетах при строительстве великой пирамиды свидетельствует о честности и мастерстве архитекторов. Храм в Карнаке, колоссы Мемнона или храм в Абу-Симбеле в Нубии построены с размахом, но отнюдь не добросовестно. Все строилось в спешке и с неким оттенком хвастовства, что контрастирует с более ранними памятниками.

Безосновательное преувеличение заслуг царя было свойственно надписям Рамсеса II. Многие сцены и надписи на стенах древнеегипетских храмов сообщают нам, что Рамсес одержал победу над хеттами в битве при Кадеше, хотя нам известно, что его застали врасплох и он вернулся домой, не достигнув своих целей. Во времена правления XIX династии было очень много агрессии, которая, вероятно, была следствием чувства незащищенности.

Во времена активной завоевательной политики, когда границы Египетской державы расширялись и в них нужно было поддерживать порядок, в самом Египте появились спорт и легкая атлетика. Древние египтяне отличались любовью к различным играм, и в этот период произошел скачок в развитии спортивной активности, что привело к краткому периоду популярности спортсменов и атлетов. Он начался во времена Тутмоса III, продолжался до правления Аменхотепа III и возродился при Тутанхамоне, а главным любителем активных занятий на открытом воздухе являлся Аменхотеп II. Активный Тутмос III был первым, кто ввел данную моду, с удовольствием рассказывая о том, как он охотился на сто двадцать слонов в Северной Сирии, как «убил семь львов и схватил стадо из двенадцати диких быков за один час, когда пришло время завтрака», как он вогнал стрелу примерно на 9 дюймов (23 см) в медную цель, которая была толщиной 2 дюйма (приблизительно 5 см), а после оставил это свидетельство выдающегося искусства стрельбы в храме Амона. «Я говорю о том, что сделал он без лжи и возмущения тут, перед лицом всей его армии, без хвастливой фразы. Если он использовал момент для восстановления сил во время охоты в любой пустыне, цена того, что он принес, выше, чем добыча, принесенная всей армией». Фараон засвидетельствовал в изображениях, что никто не может выступить против него, потому что он обладает собственной силой и силой бога даже во время отдыха. Он снисходил с трона, чтобы показать непобедимость своему народу и иноземцам.

Аменхотеп II оставил нам самое захватывающее и в то же время самое брутальное свидетельство о своей силе. На протяжении всей жизни он получал удовольствие от занятий на свежем воздухе и своего превосходства над остальными участниками. В одной из фиванских гробниц знатный человек по имени Мин говорит, что «дает основы стрельбы из лука» молодому царевичу. «Говорит он: «Натяни тетиву до уха своего». Надпись над мальчиком гласит: «Развлечение при изучении стрельбы в царских залах Тиниса [царевичем Аменхотепом]». Когда он умер в преклонном возрасте, к нему в гробницу положили его собственный большой лук, сделанный из дерева и рога, который служит напоминанием о его словах, что «никто не может поднять его лук в его армии, среди правителей иноземных государств или Речену, потому что его сила велика по сравнению с любым царем».

Один из самых захватывающих пассажей в древнеегипетской литературе сообщает нам о любви юного Аменхотепа к занятиям на свежем воздухе. Он вырезан на стеле, установленной между лапами великого сфинкса в Гизе, и свидетельствует о реставрации этой грандиозной статуи самим царевичем. Он гордился своим деянием, совершенным им еще до вступления на трон. «Теперь, когда он был юношей, он любил своих лошадей, он наслаждался ими, он упорно упражнялся верхом на них, знал их пути, улучшал свои навыки в управлении ними, учился понимать планы. Когда это услышал его отец [Тутмос], сердце Его Величества было радо, наслаждаясь тем, что было сказано о его старшем сыне, и он подумал: «Это тот, кто станет господином всей земли, над врагами… Пока что он только хороший, милый мальчик, он еще не взрослый, он еще не достиг того возраста, чтобы делать работу Монту, но он отвернулся от желаний тела, и он любит силу…» Затем его величество говорит своей свите: «Пусть дадут ему самых лучших коней из конюшни Его Величества, которая в Мемфисе. Скажите ему, чтобы берег он их, если они послушны, а если они будут восставать против него, то пусть он сильно накажет их». После того как царскому сыну сообщили, что ему позволили использовать лошадей из царских конюшен, он действовал согласно инструкциям, а Решпу и Астарта радовались его успехам – он делал все, что желало его сердце. Он тренировал лошадей. Они не уставали, когда он использовал узду. Они не потели даже при галопе.

«Он запряг лошадей в Мемфисе… и остановился около храма Хармахиса [сфинкса]. Провел он некоторое время там, ходя вокруг и разглядывая храмы Хуфу и Хафры, покойных царей, и он хотел сильно увековечить их имена. Он задумал это… осуществлять то, что его отец Ра приказал ему.

После этого Его Величество взошел на трон в качестве царя… земля была в своем обычном состоянии, в мире под своим господином [Аменхотепом II]… Затем Его Величество вспомнил место, где ему было хорошо в области пирамид Хармахиса. Приказал он, чтобы была воздвигнута стела из известняка там и чтобы было вырезано великое имя (Аменхотепа II), возлюбленного Хармахиса».

Юный атлет так замечательно провел время возле памятников Хуфу и Хафры, что захотел почтить память своих предшественников. Данный случай хорошо иллюстрирует перемены и постоянность в Древнем Египте. Описание энергичного царевича, скачущего на лошадях через всю пустыню, является типичным для эпохи XIX династии. Однако для Древнего царства подобное изображение царя совершенно нехарактерно, например, цари Хуфу и Хафра восседали на троне, отказавшись от занятий своих подчиненных. При этом фараонов в оба периода считали богами, но в эпоху IV династии их изображали как богов, находившихся над человеческими занятиями и эмоциями, а при XIX династии считалось, что они превосходно справляются со всеми человеческими делами. Описание Аменхотепа II, несомненно, основано на его интересах и победах, но это в большей степени портрет эпохи, нежели отдельной личности. Также неуязвимость могла не быть выдумкой, а приобреталась благодаря неким достижениям. Но мы не знаем, насколько победы Аменхотепа были результатом честной борьбы. Возможно, это была лесть или пропаганда, процветающие в этот период. Реальный портрет правителя был преувеличен широкими мазками кисти.