Она почувствовала, что краснеет, а внутри закипает злость. Она понизила тон, но голос ее остался жестким.

— Человек, не виновный в том преступлении, в котором вам хочется его обвинить. Ладно, желаю удачи! — Она поднялась и закинула сумку на плечо. — Я пришлю вам счет.

— Постойте!

Фенвик взял ее за руку. Она остановилась и вопросительно посмотрела на него. В глазах его читалось не просто раскаяние. В них горел огонек последней надежды. Как у спасшегося при кораблекрушении человека, которому удалось уцепиться за обломки корабля.

— Пожалуйста, присядьте еще на минутку. Не уходите. Давайте поговорим. Прошу вас!

Марина знала, что́ должна сделать. Просто сбросить его руку и уйти. Но она этого не сделала. Вместо этого она, продолжая злиться, сняла с плеча сумку и опустилась на прежнее место. Она сидела молча и ждала.

— Простите меня, — сказал он.

Она не ответила, зная, что будет продолжение. Пусть поработает.

И она не ошиблась.

— Я был… Я был не прав. — Он тяжело вздохнул. — Да. Я был не прав. Я признаю это. Я был не прав в том, что игнорировал ваши наблюдения. И, безусловно, был абсолютно не прав, когда позволил себе так говорить с вами на глазах у всех там, на совещании. Это непростительно. Я был… сам не свой.

— Это точно.

Он кивнул.

— И я искренне сожалею об этом. — Последовал еще один вздох. Потом плечи Фенвика обмякли, словно из него выпустили воздух. — Мне очень жаль. — Он потер глаза, потом щеки и лоб. — Но нам просто… нам необходим результат по этому делу. Причем быстрый результат. Такое впечатление… что за нами следит весь мир.

Несмотря на драматизм ситуации, Марина едва смогла сдержать улыбку. «Король избитых штампов снова взялся за свое», — подумала она.

— Значит, это все оправдывает. И ваше поведение по отношению ко мне, и судорожное хватание за соломинку…

— При чем тут соломинка? Это была хорошая, солидная полицейская работа.

— Просто человек оказался не тот.

Фенвик вздохнул.

— Нам необходимо его найти. Все очень просто. Нам необходимо его найти. И я думал, что он уже у нас в руках. — При этих словах он сжал кулаки. — Я хотел, я очень хотел верить, что это на самом деле он… — Кулаки его разжались. — Но это оказалось не так. Думаю, что где-то в глубине души я и сам понимал это. — Он снова вздохнул. — Поэтому мне очень жаль. Боюсь, что вы пострадали как раз… из-за всего этого.

Марина кивнула, и злость ее немного улеглась. Впрочем, ему об этом знать было совершенно ни к чему.

— Говорят, настоящий характер человека проявляется именно в состоянии стресса, — сказала она.

Он слабо улыбнулся.

— Тогда я, видимо, просто самонадеянный недоумок. Который только и делает, что всем мешает.

Она не улыбнулась в ответ.

— В этом вопросе я с вами спорить не стану.

— Правильно. — Он развел руками. — Знаете, я пытаюсь сказать вам единственное: мы нуждаемся в вашей помощи. Это расследование нуждается в вас. Ваш вклад в него неоценим. Я убежден, что если мы действительно хотим поймать того, кто сделал это, нам нужно в корне менять свой подход.

— Каким образом?

— Мой подход не сработал. Поэтому я хочу, чтобы с этого момента следствие возглавили вы. Я хочу, чтобы в дальнейшем все мы руководствовались вашим опытом и знаниями.

Марина удивленно подняла бровь.

— Да, я знаю, знаю. Вы должны были стать центральной фигурой с самого начала. Я сказал вам, что так и будет, и не сдержал слова. Я был во взвинченном состоянии. Со всеми этими событиями… Простите меня.

— А я вам поверила.

— Ладно. — Он нервно потер руки и улыбнулся ей. — Так вы с нами? Вы нам очень нужны. Прошу вас!

Она внимательно смотрела на него. Виноватое, тревожное, полное сомнений выражение его лица пыталось спрятаться за этой робкой натянутой улыбкой. Первой реакцией Марины было просто послать его и уйти, второй — затянуть с ответом и заставить его немного помучиться. Но третья, и самая искренняя, ее реакция оказалась совершенно противоположной. Она напомнила ей о фотографиях убитых женщин, которые все еще оставались на классной доске в комнате следователей. Снимки до случившегося и после него. Она снова почувствовала внутри себя толчок ребенка и инстинктивно, защитным жестом положила руку на живот.

— Да, Бен. Я остаюсь в команде. Но не ради вас.

На этот раз он улыбнулся по-настоящему искренне. С облегчением.

— Спасибо вам. Большое спасибо. Я…

— Но вы должны сдержать свое слово. Я здесь не в качестве дополнительной страховки. Это понятно?

Он согласно поднял руки, словно сдаваясь.

— Понятно.

Он хотел еще что-то сказать, но ему помешал внезапно подошедший к столику Фил. Он тяжело дышал и был страшно напряжен. Он еще не успел рта раскрыть, а Марина уже знала, что он сейчас скажет. Она почувствовала это. Она встала, быстро схватила свое пальто и сумку.

— Он снова сделал это, — сказал Фил. — Еще одно убийство.

Фенвик вскочил.

— Марина! — позвал Фил. И сказал, глядя в глаза Фенвику: — А вы останьтесь здесь, сэр.

Ответа он дожидаться не стал, просто повернулся и поспешил к выходу.

Фенвик снова сел.

И остался сидеть.

Эстер держала ребенка на руках и улыбалась. Она снова была гордой матерью.

Она вытерла почти всю кровь старой тряпкой, которую специально постирала и высушила для ребенка. Он был туго закутан в одеяло, а она сидела рядом с обогревателем, чтобы ему было тепло. Она не собиралась повторять прошлые ошибки. Такова жизнь. Она что-то читала, что-то видела по телевизору — это был процесс обучения. Этим она сейчас и занималась. Училась ухаживать за младенцем.

Ее муж был в состоянии перевозбуждения, когда принес ребенка домой. Она еще никогда не видела его таким энергичным. Охотничий азарт, сказал он. Это все сделала охота. Но ей было все равно. Ей был нужен только ребенок. Муж еще долго крутился вокруг нее, как будто был настолько переполнен впечатлениями, что не мог никуда идти. Хотя в конце концов все-таки ушел.

Она почему-то думала, что этот ребенок не будет таким слабеньким, как предыдущий. Во-первых, он был намного крупнее и больше двигал ручками и ножками. У него даже немного приоткрылись глаза. И это была девочка. Она проверила. Увидев это, она сначала улыбнулась, а потом радостно хихикнула.

— Ты понравишься моему мужу, — сказала она, продолжая улыбаться.

Но потом от этой мысли внутри у нее что-то кольнуло. Что-то темное и печальное. Она надеялась, что этого все-таки не произойдет. Потому что тогда он мог отвернуться от нее. Он мог бросить ее. Ради этого ребенка. А она будет наблюдать за тем, как он растет, зная, что однажды он заменит ее. Этого не должно случиться! Она не допустит этого. Лучше уж вообще не быть матерью, чем быть матерью, которую предали.