Вид жуткой свалки людей и животных, гибнувших и покалеченных врагов приободрил воинов – пусть заурцы и замедлились всего на десяток секунд, и потери эти для врага не критичны, но все же… Внутренним чутьем поймав момент, я громко закричал:

– Вспомните поле у Львиных Врат! Вспомните беззащитных, погибших под саблями этих нелюдей! Враг – вот он! Мстите!!!

– А-а-а-а-а!!!

Плотная масса всадников в остроконечных шлемах и кольчужных рубахах с множеством вставок-пластин ворвалась в ряды баталии. Раздался жуткий хруст копейных древков и костей, яростный рев воинов и пронзительные крики раненых, чудовищный визг гибнущих лошадей… Все это длилось ровно удар сердца. Жалея, что древко алебарды слишком короткое и всадника мне не достать, я отдаю десятку последнюю команду: «Коли!!!» – и всаживаю копейное острие в шею мощного жеребца, таранящего вторую шеренгу. Чудовищный толчок откидывает меня назад, упираю древко подтоком в землю, а через секунду оно с громким треском ломается пополам… Но и всадник с конем падают набок, под ноги двум бойцам третьей шеренги. Один из них, уже лишившийся пики, с яростью обрушил на заурца клевец, прошив им сталь шлема и голову, а в следующий миг сзади наехала лошадь, и тяжелый удар опрокинул нас обоих на землю.

Ставка воеводы

Король Аджей Корг

Мы сдержали удар тяжелых сипахов, миновавших ров по быстро собранному настилу у седьмого редута, хотя нам пришлось в спешном порядке перестраиваться. И все же баталия устояла, хотя острием клина разогнавшийся враг протаранил фалангу аж до восьмой шеренги. Восьмой из четырнадцати.

Я со знаменщиками находился в седьмом ряду, но практически на самой оконечности левого фланга и потому благополучно избежал тарана. С моей стороны сипахи смяли лишь первые два ряда, на большее им не хватило численности. Когда же конница заурцев завязла в глубине пехотного построения, враг сразу утратил преимущество, теряя людей от регулярных залпов моих стрельцов, размашистых, неотвратимых по своей тяжести ударов алебард и уколов длинных пик, чьи граненые наконечники способны пробить любой доспех. К тому же копья всадников всяко короче наших – за исключением, конечно, оружия бойцов первых шеренг.

Но мы бы еще долго топтались на месте, силясь потеснить друг друга, если бы не удар двух тысяч обошедших холм панцирных витязей, разметавших всадников-дели, стоптавших азепов и на скорости врезавшихся в задние ряды сипахов. Не прошло и четверти часа, как мамлеки были рассеяны и отброшены.

Воспользовавшись моментом, в атаку на захваченный редут пошел стрелецкий приказ, его удар поддержали витязи, гнавшие опрокинутых сипахов до самого настила. Занявшие укрепление ени чиры до последнего не решались открыть огонь, боясь ударить по своим, они дали плотный залп по атакующим стрельцам в самый последний миг, когда те практически добежали до стены. Правда, мощь вражеского огня вкупе с картечью захваченных орудий была воистину ужасающа, разом уничтожив едва ли не треть ругов. Но стрельцы продолжили атаку, сцепив зубы: гибель товарищей лишь ожесточила их, и в укрепление они ворвались исполненные бешеной ярости, уже не щадя ни своих, ни чужих жизней. В редуте закипела настоящая сеча, стрельцы неистово рубили врага бердышами, в одиночку выходя против пятерых, – они забыли о собственной смерти!

Поддерживая атаку союзников, я направил им в помощь сотню алебардщиков и столько же своих стрельцов, а основные силы баталии повел в атаку на холм.

Несмотря на многочисленность врага и введение в бой ударных сил ени чиры, лехские хоругви крепко держались на укрепленном частоколом валу, опоясавшем холм с фронта. Впрочем, если бы не поддержка уцелевших пушек, их смяли бы значительно быстрее.

Однако атаки еще и с тыла лехи бы не выдержали – а заурцы сумели обойти холм и уже поднялись на него. Наступление врага удержала пара хоругвей, среди бойцов которой мог драться и мой отец. А ведь в момент нашего удара озверевшие азепы добивали последних защитников высоты…

Яростная атака баталии опрокинула заурцев, пикинеры поспешили по склону на помощь соратникам… Подумать только, еще в начале лета мы видели в них врага и безжалостно истребляли, а теперь рогорцы искренне спешат на помощь лехам, силясь успеть их поддержать! Неужели память родственной крови действительно заговорила в нас на войне – причем столь скоро?

Я не сразу последовал со своими людьми, решил немного задержаться на высоте и разобраться, что же случилось с воеводой и офицерами ставки.

С бешено бьющимся сердцем я вглядываюсь в лица павших, страшась узнать в них отца. Но пока судьба милостива ко мне…

На тела воеводы и его офицеров, аккуратно уложенные на дне разбитого капонира, я набредаю буквально через пару-тройку минут с начала поисков. Примерно представив себе картину случившегося – судя по ранам, все они погибли от разрыва большого бомбического ядра, – я поспешил к своим пикинерам, гоня из сердца страшные предположения о гибели родителя.

Нет, он наверняка там, внизу, с основной массой лехов, защищающих холм…

– Аджей…

Негромкий, еле слышный зов слева – на мгновение я решил, что мне померещилось.

– Аджей…

Нет… Не может быть…

Бегом бросаюсь на едва слышимый голос и вскоре вижу своего старика, мертвенно-бледного, с трудом сидящего… Он держит на коленях голову павшего воина и с какой-то неестественной нежностью гладит его по волосам.

Брат…

Глаза на мгновение застилает пелена слез, но только на мгновение: мне жаль сводного брата, но гораздо сильнее мне жаль отца. Он всего пару месяцев назад обрел пропавшего сына, а теперь потерял его – уже навеки. Но тут же я осознал, что его мертвенная бледность вызвана не переживаниями о гибели Аджея, а большой потерей крови и что он принял бой именно здесь, среди обреченных воинов.

– Отец! Отец!!! Где?!

Не обращая внимания на слабое сопротивление, быстро провожу руками по телу отца и вскоре нахожу колотую рану в боку – широкую колотую рану, из которой по-прежнему течет кровь.

Сорвав с себя панцирь, рву на полосы нательную рубаху и перевязываю рану, стараясь затянуть ткань как можно туже. Отец, обессилев, положил голову мне на плечо и молчит, экономя силы. Наконец я закончил перевязку.

– Отец, нам нужно уйти отсюда, я постараюсь взять тебя на руки. Давай расцепим твой панцирь…

Отец сжал мою руку что было силы, с трудом поднял голову и еле-еле разлепил запекшиеся, посиневшие губы:

– Не надо, сынок, не надо… Я все…

– Нет!!! Сейчас я отнесу тебя лекарям, я смогу, я…

Еще раз сжав мою руку, отец остановил меня:

– Аджей… Аджей, твой брат…

– Да, отец, я вижу. Он дрался мужественно, но ему уже не помочь! Я…

Раздраженно качнув головой, он перебил:

– Его сиделка… та девушка из дворца… что ухаживала за ним… Она беременна… Прошу тебя, – отец устремил на меня неожиданно пронзительный взгляд своих синих глаз, – найди ее и позаботься о моем внуке… твоем племяннике… Аджей хотел взять ее в жены, нареки ее вдовой, дай имя баронов Руга…