Наверное, ее можно было понять: никогда в жизни Круг Противодействия не был так близок к осуществлению своей заветной мечты. Но Павлу все это стало глубоко безразлично. Он волок на себе полуживой кровоточащий куль и вещевые мешки, даже не посодействовав в минировании моста, через который они попали в очередную надстройку.

Ничего Сорока не испытал и в момент, когда мост рванул. Гулко, звонко, с дождем осколков и облаками дыма. Все это было где-то далеко, за спиной, на пройденном этапе судьбы. И теперь совсем не касалось обладателя «морковки», даже не вздрогнувшего, когда снаружи ухнуло и зазвенело…

В центральном помещении новой башни парень аккуратно положил умирающего инженера на пол в дальнем от входа углу. Сел рядом, затравленно рассматривая перемазанные красным ладони. Ему было наплевать на окружавшую красоту – на потрясающее оборудование застекольщиков, наполнявшее сооружение; на сложнейшие современнейшие машины, в которых хранилась информация обо всех жителях Циферблата, решивших сыграть с системой парниковых в изощренный аналог американской рулетки.

А ведь если бы Сорока смог откинуть усталость и апатию, наверняка бы поразился. Потому что башня, которую Погремушка окрестила хранилищем Капители Распределения, походила на сказочный храм. Чистый, красивый, торжественный, до самой стеклянной крыши напичканный уникальной электроникой нелюдей. Храм, обреченный на скорую погибель…

– Следи за выродками! – коротко бросила Яна, отбирая у него свой рюкзак.

И юлой завертелась по обезлюдевшему помещению, где до эвакуации работали десятки существ, так непохожих на людей.

Павел машинально кивнул, и не думая выполнять приказ. Что проку следить за Петром, уходящим от них с каждым очередным вдохом? Инженер умирал. Чтобы выяснить это, не нужно было быть медиком. Не помогала даже армейская пена из украденной у Вардана аптечки, которой бывший рыночный торговец обильно залил грудь молчуна. Конечно, тот умирал. И, возможно, уже давно бы дошел до финишной черты, если бы не бормотание Сороки, прекращать которое тот не собирался даже на грани обморока.

– Не умирай, слышишь? – тихонько шептал парень оператору, волоча его через мост.

– Потерпи, скоро все закончится, – уговаривал он своего седока внутри хранилища, осознавая, что нагло обманывает нелюдя.

– Пожалуйста, живи, – одними губами раз за разом произносил он, подкладывая под голову раненого собственный рюкзак и помогая устроиться поудобнее.

Погремушка, взведенная до предела, если и слышала бормотание парнишки, демонстрировать этого не спешила. Все металась среди шикарного, светящегося нежно-голубыми огнями оборудования, развешивая смертоносные игрушки и что-то настраивая на пульте дистанционного управления.

Наблюдать за вторым застекольщиком – настоящим заложником егеря, – Сорока тоже не собирался. Какой в этом смысл, если охотник на проигравших в Лотерее вообще перестал двигаться?

Сел на пол неподалеку от Павла – скованные руки за спиной, голова безвольно опущена на грудь. Казалось, высокородный парниковый тоже исчерпал силы. Или смирился, неспособный помешать девушке завершить начатое. Не в силах даже закричать или начать умолять Яну остановить поток разрушающей мощи, в эпицентре которого теперь оказалось самое красивое и грандиозное здание города.

Его, вероятно, в немалой степени подкосила музыка. Здесь, у подножия Капители, стояла долгожданная тишина. Но в коридорах титанического комплекса, в который их доставили связанными и оглушенными, будто на бойню, она гремела трубами Конца Дней.

В каких недрах своего проигрывателя егерь откопала композиции древних групп вроде Cephalotripsy или Defeated Sanity, оставалось только гадать. Но извлеченная на свет, эта музыка произвела на нелюдей эффект неожиданный и сокрушительный. Ужасающий, как бы странно это ни звучало. Впрочем, что говорить об этих несчастных недоделках старинного эксперимента, если и сам Сорока ежился, вслушиваясь в рычание «исполнителей», испытывая от злых рок-завываний далеко не самый приятный эффект?

Погремушка, не забывая осматриваться, прислушиваться и даже принюхиваться, время от времени пробегала мимо. Злобно глядела на раненого, на Павла. Морщилась, словно выслушивала нечто саркастическое, слышимое только ей одной. Затем склонялась над заложником, прикладывая обнаженную ладонь к его щеке – видимо, выпытывала что-то ценное, касающееся Капители и Игры. И снова убегала прочь, чтобы закрепить на стенке прибора очередной брикет взрывчатки.

Откидываясь назад и опираясь на прозрачную колонну, раз в минуту меняющую цвет, Сорока вздохнул. Наверное, это даже хорошо, что совсем скоро Лотереи и ее баз данных не станет. Исчезнет несправедливость, жестокость, ежемесячные охоты на людей, томительное ожидание чуда, способного обернуться «оранжевым билетом победителя». Впрочем, им четверым этого точно не видать…

Ближайший и надежнейший путь отступления они отрезали собственными руками.

На других их уже наверняка ожидают вооруженные до зубов молчуны, обложившие здание. А это означает, что в пекле взрыва умрет и Сорока, и раненый Петр. И гордый заложник, из-за своего уникального «эволюционного развития» неспособный соврать или утаить важную информацию, как на его месте поступил бы любой нормальный человек. Он тоже сгорит. Заживо. Сгорит и отчаянная девушка-егерь, встреча с которой спасла Павлу жизнь. Но в конечном итоге ее же и отняла…

Погремушка, судя по всему, заканчивала приготовления к последнему танцу, в котором они сойдутся с Капителью Распределения, Игрой Девяти Куполов и теми несчастными, кто сейчас подбирается к башне.

Забросив тазерную винтовку за спину, подпольщица полезла на самый высокий из пультов башни – центральную конструкцию, напоминающую Сороке огромный заварочный чайник для бодрячка. Только не алюминиевый или медный, а стеклянный, хромированный, наполненный мерцанием голографических панелей, связками проводов и десятками жидкокристаллических дисплеев. В руке Яны виднелся последний брикет взрывчатки.

Сорока, превозмогая усталость и опустошенность, подобрался поближе к инженеру.

– Ты не умирай пока, старичок, ладно? – с грустной усмешкой попросил он. Осознавал, что нелюдь ничегошеньки не понимает, и все равно продолжал негромко нести чушь: – Потерпи еще чутка… Соберись, ты же можешь. Слышал, вы и кровь останавливать силой мысли умеете, и пульс замедлять… Подержись. Минут пять, не больше. Зато посмотришь, как красиво все это шарахнет, ага?

Скрипнув подошвами высоких ботинок, Погремушка спрыгнула с неведомой конструкции.

Уже без плоского темно-зеленого брикета, закрепленного где-то на вершине «заварочного чайника». Скулы девушки отвердели, в глазах застыли решимость и тлеющая ярость. Должно быть, именно так и никак иначе настоящие безумцы подходят к последнему краю…

Егерь приблизилась, нависая над Сорокой и не отводя взгляда. В ее левой руке парень заметил длинный изогнутый пульт, самодельный и неказистый, но от этого не менее опасный. Вспомнил, как Петр пытался помешать включить рок. Вспомнил выстрел из нагана.