Вакхаф прыгнул. До шеи человека оставалось не больше двадцати сантиметров, а когти почти уже впились в едва колыхавшуюся грудь.

Летевшего волка вдруг словно лягнули в воздухе. Хищника подбросило вверх, и он, пролетев мимо человека, рухнул прямо в зев вонючей дыры.

Молниеносней, чем сама молния, лежавший почти без сознания в луже собственной блевотины, отравленный смертельными испарениями Разлома человек вскочил на ноги. Стремительно развернувшись спиной к Разлому, он вскинул руки, в которых невероятным образом оказались два пистолета.

Пистолеты запрыгали в руках перепачканного грязью, но все же очень красивого молодого человека, осыпая зверей градом восьмимиллиметровых пуль.

Двое Вакхафов, заскулив, попятились назад.

– Идиоты!!! – мысленно завопил седой, – он не может причинить вам вреда, – одновременно с этим, призвав на помощь всю свою ловкость и силу он кинулся к стрелявшему.

Перевоплотившийся в зверя Вакхав, неуязвимый для человеческого оружия, может запросто разорвать в клочья сотню здоровых мужчин. Вакхаф, которому сам Антых дал гордое имя Вериш, знал об этом, а потому без сомнения летел на врага.

Но все же, в тот момент, когда этот дурной человек, отправил одного из его братьев в путешествие на Черную гору без вершины, сбросив его в голодное чрево Разлома, а потом достал свои жуткие пистолеты и начал палить по ним, Вериш совершил фатальную ошибку. Посылая мысленный приказ, пытаясь остановить бегство растерявшихся братьев, он потерял время. Наверное, всего лишь долю секунды. Ничтожное мгновение, стоившее очень дорого. Слишком дорого!

Заброшенный волей древнего Ордена на самый край земли Человек, беспрерывно стрелял из обоих пистолетов только в искаженном быстротой происходящего восприятии Вакхафов. Выпустив первые две пули, он сразу оценил нанесенный ими урон, а точнее отсутствие такового. Но он был готов к этому. В ту самую секунду, когда чудовище с седой шерстью совершило первый из четырех прыжков, отделявших его от человека, правая рука итальянца начала действовать.

И двигалась она в эти мгновения с нечеловеческой быстротой.

Большой палец выщелкнул обойму, которая как в замедленной съемке полетела к земле. Рука нырнула за спину, под куртку, туда, где на специальном ремне крепились запасные обоймы. Семь стандартных, идентичных той, что падала на самый край дышащей смертью ямы. Одна особенная. Сама она и восемь пуль в ней были изготовлены из белого золота высочайшей пробы. На каждой пуле выдавлен символ. Восьмиконечная звезда. Эти пули хозяин оружия отливал сам.

Когтистые лапы зверя мимолетно коснулись земли, чтобы отправить мускулистое тело во второй прыжок.

Рука с Береттой остановилась над особенной обоймой.

Третий прыжок. Горло жертвы уже прямо перед глазами.

Отточенное движение и обойма с едва слышным щелчком встала на место.

Мощные лапы вытолкнули тело зверя, идеальный механизм убийства, в воздух, наполненный вонью Разлома (вонью тысяч смертей) в последний, четвертый раз…

За какую-то долю секунды до того, как острые клыки впились в человеческую плоть, полные крови глаза Вериша увидели перед собой матово-серебристое кольцо, обрамлявшее бездонную черную пропасть диаметром восемь миллиметров.

Пуля с гравировкой в форме восьмиконечной звезды пробила череп, разорвала мозг и бросила покрытое вонючей шерстью тушу на жесткую траву цвета засохшего дерьма.

Летевшие позади два зверя одновременно издали отчаянный рев.

В ответ почти одновременно раздалось два сухих выстрела.

Эта рука не знала промахов.

Еще два зверя упали замертво с простреленными черепами.

Сергей развернулся.

Голая, по-прежнему прекрасная Софья неслась прочь от него под защиту высоких безмолвных сосен. Он поднял Беретту, выцеливая бегущую фигуру.

В обойме оставалось пять пуль.

Ровно в пять раз больше, чем нужно.

Их разделяло около пятидесяти метров.

Все равно, что стрелять в упор.

Указательный палец замер на спусковом крючке.

Она продолжала бежать к лесу. От деревьев ее отделяло двадцать метров… Пятнадцать.

Палец выбрал слабину спуска.

Десять метров… Пять.

Он выдохнул.

Резкий сухой звук.

Нет, это не выстрел. Вломившись в лес, она сломала низко торчавшую сухую ветку, глубоко оцарапав левую грудь, чуть выше памятной родинки. Через несколько секунд он потерял ее из виду. Медленно опустил пистолет, потом сам опустился на холодную землю. Всегда пронзительно блестевшие голубые глаза, сейчас были подернуты серой пеленой.

Голодный, грязный, измученный многими часами беспрерывной ходьбы Джеффри Мак Брайд буквально вывалился из густого горного леса, упал на задницу и прокатился по небольшому земляному склону, поднимая клубы пыли. Наконец-то, наконец-то! Он оказался на дороге. Слава Приории! Он думал, что этот долбанный лес никогда не закончится.

Хотя он пытался засечь время на армейских часах, обхвативших его левое запястье, Мак Брайд слабо представлял сколько прошло часов с момента, когда он пошатываясь вышел из Звездного дома. Все, что произошло там, неумолимо ускользало из его памяти. Как сон, который ты видишь прямо перед пробуждением, незаметно растворяется в утренних заботах. Он уже совсем не помнил, что говорили ему старцы. Едва мог припомнить, как поднимался к каменному дому, открывал дверь, шел по ступеням на второй этаж. А все, что происходило в комнате Великого Магистра, теперь превратилось в едва уловимый мираж. Он помнил хлопок выстрела и звук падающего тела. А следующим воспоминанием был порыв ветра, который ударил ему в лицо, разметав поседевшие волосы, когда он выбрался на открытое каменистое плато. Он мог вспомнить, что горы, показались ему чужими и враждебными, и что ему было чертовски холодно. Уже гораздо более четко отпечаталось в его сознании то, как он спускался по крутым ступеням. Ноги слушались его плохо, и пару раз он оступился и только чудом избежал падения. Как он направился к старикам. И как один из них, не поднимая головы, сказал: «Прогони сомнение из своего сердца, служитель Ордена Великой Звезды! Ты сделал то, что повелело тебе сердце, вдохновленное Приорией. И только время сможет показать, был ли ты прав или допустил ошибку».

Теперь он был далеко. Далеко от трех сморщенных стариков, от молчаливых Хранителей с луками и мечами, от небольшого каменного дома, словно подсвеченного изнутри, и, главное, отлежавшего на деревянном полу с простреленной головой Петра Строганова.

Он достал из рюкзака фляжку с водой, которую он набирал в многочисленных ручьях, попадавшихся ему на пути. Сделал несколько глотков, отдышался. Потом осмотрелся по сторонам, пытаясь сориентироваться. И он узнал местность. Фактически, он вышел из леса почти в том же самом месте, где и свернул с дороги день назад. А это значило, что совсем неподалеку, в небольшом овраге, притаившийся от посторонних глаз за густым кустарником, укрытый ветками и камнями, его дожидается готовый к долгой дороге внедорожник. Мак Брайд повернул направо и зашагал по дороге. По пути ему никто не встретился. И он мог только порадоваться этому.