на карту. На ней была изображена высокая башня из красного кирпича. Башню поражали многочисленные молнии. Башня горела, и из нее на траву падали крошечные фигурки. Д'Агоста обратился к записке.

Ave, frater![129]

С чего бы я стал говорить тебе правду? После стольких лет следовало бы знать, что я — искусный лжец. Пока ты прятал хвастуна Смитбека — должен, кстати, тебя похвалить: я его пока что не обнаружил, — у меня появилось свободное время, и я расправился с Марго Грин. Она, между прочим, оказала мне достойное сопротивление.

Ну разве я не доказал еще раз свой недюжинный ум?

Открою тебе секрет, братец. Я сейчас в исповедальном настроении. Назову следующую жертву — лейтенант Винсент Д'Агоста.

Забавно, правда? Говорю ли я сейчас правду? Или снова лгу? Представляю, как ты бьешься над этой загадкой, дорогой братец.

Говорю тебе не adieu, a au revoir[130]?

Диоген

Д'Агоста вернул записку Пендергасту. У него было странное ощущение. Не страх, нет! Он испытывал новую вспышку гнева. Буквально трясся от ярости.

— Подайте мне этого сукина сына, — проскрежетал он.

— Садись, Винсент. У нас мало времени.

Это были первые слова, сказанные Пендергастом. Д'Агоста замолчал, ощутив страшную серьезность в его голосе. Он уселся на корзину.

— А что означает эта карта Таро? — спросил он.

— Это — Башня. Означает разрушение, время неожиданных перемен.

— Шутки в сторону.

— Я весь день составлял список потенциальных жертв и обдумывал, как их защитить. К сожалению, моя тайна выйдет наружу. Те, с кем я имел дело, обещали молчать, но, думаю, это лишь вопрос времени: скоро все узнают, что я жив. Винсент, взгляни на этот список.

Д'Агоста склонился над экраном. Некоторые имена были ему известны, но встречалось и много незнакомых фамилий.

— Есть ли кто-то еще, кого ты считаешь нужным включить?

Д'Агоста смотрел на список.

— Хейворд.

От мысли о ней сжалось сердце.

— Хейворд — одна из тех, кого Диоген никогда не наметит в жертвы. Для этого есть причины. Не буду о них говорить.

— А как насчет… — Д'Агоста замялся. Пендергаст был очень закрытым человеком, и неизвестно, как он среагирует, если упомянуть ее имя. — Виола Маскелене?

— Я о ней много думал, — тихо сказал Пендергаст и взглянул на свои руки. — Она до сих пор на Капрайе. Этот остров для нее лучше любой крепости. Добраться туда почти невозможно, на дорогу уйдет несколько дней. Там есть единственная маленькая гавань, и чужой человек — какое бы обличье он ни принял — будет немедленно замечен. Диоген сейчас здесь, в Нью-Йорке. Быстро подобраться к ней он не сможет, а нанимать никого не станет. И наконец, — он заговорил еще тише, — Диоген не может знать о… моем интересе к ней. Никто в мире, кроме тебя, об этом не знает. Диогену известий лишь, что я однажды говорил с ней о скрипке. С другой стороны, если я приму меры по ее защите, то тем самым привлеку к ней его внимание.

— Понимаю.

— Так что в данном случае я оставил все, как есть.

Он расцепил руки.

— Что до других, то я принял меры для их защиты, хотят они того или нет. Теперь переходим к самому трудному вопросу: что будем делать с тобой, Винсент?

— Прятаться не намерен. Как я и говорил, предоставь ему свободу действий. Я буду приманкой. Лучше умру, чем побегу, как собака, от убийцы Марго.

— Спорить не стану. Риск, который берешь на себя, огромен, и ты об этом знаешь.

— Разумеется, знаю. И готов к нему.

— Не сомневаюсь. Нападение на Марго совершено по тому же сценарию, что и на мою незамужнюю тетку. Недовольный слуга воткнул ей в спину нож с перламутровой ручкой. Этим ножом вскрывали письма. Есть надежда, что вещественные доказательства, найденные на месте преступления, помогут привести нас к Диогену. Мне понадобится твоя помощь. Когда весть о моем воскрешении из мертвых дойдет до полиции, возникнет серьезная проблема.

— Какая?

Пендергаст покачал головой.

— Придет время, сам поймешь. Как долго захочешь оставаться со мной, зависит от тебя. С какого-то момента я намерен вершить закон по-своему. Я никогда не доверю Диогена специалистам по уголовному праву.

Д'Агоста энергично кивнул.

— Я тебя не оставлю.

— Худшее еще впереди. Для меня и в особенности для тебя.

— Этот негодяй убил Марго. Конец дискуссии.

Пендергаст положил руку ему на плечо.

— Ты хороший человек, Винсент. Один из лучших.

Д'Агоста не ответил. Загадочные слова Пендергаста его удивили.

— Я устроил так, что все потенциальные жертвы Диогена выехали в безопасное место. Это — стадия номер один. Сейчас наступает стадия номер два: мы должны остановить Диогена. Мой первоначальный план провалился. Есть выражение: «пусть поражение послужит тебе уроком». Урок заключается в следующем: в одиночку мне брата не победить. Я думал, что хорошо его знаю, могу предсказать каждый следующий его шаг, что при наличии доказательств смогу сам его остановить. Но я ошибался, и эта ошибка привела к чудовищным последствиям. Мне нужна помощь.

— Я в твоем распоряжении.

— Да, и я благодарен тебе, но мне нужна помощь другого рода. Профессиональная.

— Какая именно?

— Я слишком близок к Диогену. Я необъективен и неспокоен, особенно сейчас. Путем горького опыта я понял, что не понимаю брата и никогда его не понимал. Мне требуется психолог, который создал бы подлинный портрет моего брата. Это чрезвычайно трудная задача, так как в психологическом смысле он — уникальный человек.

— Я знаю нескольких специалистов, отлично разбирающихся в психологии преступника.

— Не каждый сможет подойти. Мне нужен исключительный профессионал. — Он отвернулся и стал что-то писать. — Иди в дом на Риверсайд-драйв и отдай записку Проктору. Он передаст ее Констанции. Если такой человек есть, Констанция его отыщет.

Д'Агоста сложил записку и сунул в карман.

— У нас почти нет времени: до 28 января осталось два дня.

— Ты не знаешь, что означает эта дата?

— Нет, за исключением того, что в этот день брат пообещал совершить исключительное преступление.

— Откуда ты знаешь, может, он и насчет даты соврал?

Пендергаст ответил не сразу.

— Верно, не знаю, однако инстинкт подсказывает мне, что здесь все точно. У меня лишь один ответ: я слушаюсь своей интуиции.

Глава 37

В академической библиотеке Уит де Винтер III сгорбился над тяжеленным учебником математики. Он смотрел на формулу, составленную исключительно из греческих букв, пытаясь внедрить ее в затуманенный мозг. До промежуточного экзамена оставалось менее часа, а он не запомнил и половины нужных формул. Ну зачем, вместо того чтобы