Она терпеливо улыбнулась.

– Да, этот человек заплатил за мои услуги, но требовал большего, и я ему отказала.

– Он предложил вам больше денег, – сказал я, вспоминая, как он швырнул ей в лицо пригоршню монет.

– Но мы берем деньги лишь для того, чтобы тот, кому мы помогаем, ценил наши дары. А люди считают, что платят нам, словно покупают свинью на рынке.

– Уверена, что многие не отказались бы воспользоваться ими бесплатно, – заметила Алина.

– Тише, дитя, – сказала Эталия. – Дай ему вспомнить.

– Да там и вспоминать нечего, – ответил я. – Я помню этого человека и то, как просил его угомониться. Он не послушал меня – пришлось его проучить. Потом он пошел домой, слегка помятый, но живой, а я уехал. На моем месте это мог бы сделать любой городской стражник или приличный торговец. Я собирался покинуть город, потому что мне не удалось сохранить жизнь ювелиру, ради которого я приехал.

Она разочарованно покачала головой.

– Когда это происходило, мимо прошли три городских стражника. Множество торговцев и знатных господ. Никто из них не остановился. Никто, только вы. Неужели вы не можете порадоваться тому, что спасли мою жизнь? Пусть даже и жизнь шлюхи, если вам так угодно?

– Простите меня, сударыня, я не хотел вас обидеть.

– Я и не обижаюсь, так что лучше выслушайте мое третье доказательство.

Она положила руки мне на грудь и наклонилась. В какой-то миг я подумал, что она собирается поцеловать меня, и не знал, как отреагировать, но тут она приникла к моему уху и шепнула:

– Я знаю, как сильно ты меня любишь, знаю, что ты бы дрался за меня, но не здесь и не сейчас. Я заплачу за нас обоих. Не стану царапаться, кусаться и кричать – наоборот, сделаю так, чтобы этот карлик почувствовал себя великаном. Всем известно, что герцог никогда не ложится в постель с одной женщиной дважды. Он оставит нас в покое, уйдет со своими грязными рабами и со своим грязным королем, а мы с тобой вместе состаримся и еще посмеемся, когда эти индюки упокоятся на наших полях.

Я оттолкнул ее.

– Нет!

Эталия продолжала смотреть на меня.

– Мне жаль, мне очень жаль, что вы ее потеряли.

Я грубо схватил ее за плечи.

– Как? Откуда вы знаете? Как вы вообще узнали, что она мне сказала? Отвечайте!

– Потому что я Эталия, сестра Милосердного света, которая поклялась помочь вам. По-другому я не смогла бы убедить вас, Фалькио валь Монд из Пертина. Потому что вы не можете принять милосердия, не ощутив прежде боли.

Эталия отвернулась от меня и пошла к переулку.

– Фалькио, – позвала Алина. – Фалькио, что мы будем делать?

– Мы пойдем с ней, – ответил я и положил руку на лошадиную гриву, чтобы дать понять, что мы уходим. И мы медленно пошли следом за Эталией.

Трудно описать эту ночь, всё, что сделала Эталия и что она забрала у меня. Женщина спустила с цепи боль, которую я давно и глубоко прятал в душе: по сравнению с ней многодневные пытки показались мне небольшим ожогом. Когда нечаянно прикасаешься к раскаленной печке, боль поначалу острая, но долго не длится. А это…

Когда мы подошли к храму, который, по моим воспоминаниям, не сильно отличался от борделя, меня отвели в комнату Эталии. Алина сказала, что ни за что не расстанется с лошадью, поэтому им отвели место за храмом: там лошадь могла поесть, а девочка – поспать. Эталия пообещала, что здесь нас никто не найдет; у меня совсем не осталось сил, поэтому я ей доверился.

Она велела мне лечь в постель.

– Мне нужно помыться, – предупредил я.

– Я помою тебя, – ответила она и знаком приказала снять плащ. Моя остальная одежда превратилась в рваные лохмотья, пропитанные запекшейся кровью, грязью и нечистотами, и при этом невыносимо смердела. С помощью ножниц Эталия разрезала рубаху.

– Прекратите, – запротестовал я.

Она показала на новую одежду, лежащую на столе аккуратной стопкой.

– Вот одежда для вас, – сказала она. – А тряпки вам больше не пригодятся: связанные с ними воспоминания смердят так же сильно, как и они.

Я засмеялся, но она даже не улыбнулась. Осторожно двигая ножницами, срезала остатки одежды, распарывая ее по швам. Помогла мне освободиться от рубахи и штанов, и даже сапоги с ее помощью свалились с ног.

Она заставила меня, грязного и нагого, лечь в постель, а сама ушла в небольшую комнатку. Вернулась оттуда с чашей и полотенцем. Села рядом со мной. Взяла со стола кувшин с водой.

– Простите меня, – сказала она. – Я знаю, что они применяли мази, усиливающие боль, но обещаю: от этой вам станет легче.

Она начала нежно промывать мои раны, смывая толстый слой запекшейся грязи с груди, лица, ног и прочих частей тела. Процесс был долгим и мучительным, и, как бы нежно она ни старалась прикасаться, кожа горела, как в аду. Некоторые раны сильно загноились, но она промыла их, не сказав ни слова. Поначалу мазь жгла, но постепенно пришло блаженное облегчение. Когда Эталия закончила, я уже не чувствовал боли и вообще почти ничего не ощущал. Мои веки слипались, но она сказала:

– Еще не время для сна.

Я открыл глаза и посмотрел на нее. Женщина сняла несколько слоев тонкой прозрачной ткани, окутывавшей ее, но последний полностью облегал тело, и в лунном свете, льющемся сквозь окно, я увидел ее всю.

– Нет.

– Вы боитесь, – сказала она без обиды и злобы.

– Я… – И тут я понял, что и впрямь боюсь, но не того, о чем подумала она. В таком было стыдно признаваться вслух даже самому себе.

Она уложила меня на спину и нежно погладила по бедру.

– Вы боитесь того, что внутри вас. – Эталия говорила со мной нежными прикосновениями мягкой кожи. – Того, что вы обнаружили в себе в день, когда ее забрали.

Я напрягся, попытался отделаться от ее рук и отвернуться, но она прижала меня к постели и оседлала.

– Вы боитесь причинить мне зло, Фалькио. Думаете, что если даже на секунду откроетесь, то ярость выплеснется и вы выместите на мне кулаками свою злобу и жестокость.

– Эталия… не надо.

– Я не боюсь, Фалькио валь Монд. Знаю, что у вас внутри. Вы слишком долго носили это в себе. Ярость спасала жизни вам и вашим товарищам, когда уже не хватало сил или умения, но теперь нужно ее отпустить. Теперь вы сильны, могущественны, не нужно носить в своем сердце этот темный сосуд. Нужно расшатать его и излить содержимое, полностью избавиться от него.

Она почти незаметно двигала бедрами, но ощущение было такое, словно сила, исходящая из нее, разливается по всему телу, преодолевая сопротивление, разрывая оковы, в существовании которых я даже себе не признавался.