Кон сформулировал задание так: «Просто сообщайте нам, когда вы нутром чуете — тут показаны какие-то штуки или, наоборот, не показаны».

Экспериментаторы не особенно удивились, когда выяснилось: участники опыта примерно в 65 % случаев верно угадывают, что в показываемых фрагментах зашифрована осмысленная картинка. При этом в 14 % случаев они ошибочно сочли, что бессмысленные фрагменты служат изображением реального предмета. Но важнее всего то, что исследователи сумели выявить нейронный автограф, который позволял им лишь путем изучения результатов сканирования мозга испытуемых определять, когда они угадывают верно, а когда нет.

В тех случаях, когда испытуемые угадывали верно, характер мозговой активности отличался от фиксируемого при неверных догадках, причем, судя по всему, это отличие появлялось и начинало нарастать за 100 мс до того, как впечатление о картинке попадает в сознание (100 мс — примерно то время, которое нам требуется, чтобы моргнуть). Первоначальная гипотеза подтвердилась: эта мозговая активность представляла собой череду ритмических электрических колебаний, возникающих в сенсорных областях мозга и доходящих до лимбической системы — примитивных подсознательных областей, где гнездятся эмоции, а также реакции типа «бей или беги».

Одновременно мозг начинал порождать еще один повторяющийся (и более «глобальный») рисунок мозговых волн, колеблющихся в так называемом тета-диапазоне частот. «Подобный ритм часто наблюдается, когда мозг мобилизует свои разрозненные участки в определенную сеть, необходимую для выполнения конкретной задачи», — отмечает Кон. Это как если бы барабанная дробь призывала войска начать шагать в ногу. Только здесь такая «дробь» призывает мозг подготовиться к дальнейшему когнитивному анализу.

«О чем это нам говорило? О том, что, если у вас возникает проблеск интуиции, активируется ваша лимбическая система, вот почему вы нутром чуете: ух ты, что-то происходит! — объясняет Кон. — Но при этом другие части мозга начинают подключаться к этому процессу для того, чтобы помочь вам осмыслить эту информацию. Тот характер нейронной активности, который мы наблюдали, показал именно ЭТО».

Исследование, проведенное Такером и Луу, в самом деле вроде бы позволяет предположить: у пожарного, чьи органы чувств обнаруживают, что ему, возможно, сейчас угрожает смертельная опасность, возникает «это странное ощущение» благодаря тому, что некий сигнал поступил в области мозга, которые служат нам для выживания как такового, причем этот сигнал далеко не сразу переправляется в сознательные зоны мозга. Пользуясь неполной информацией, эти примитивные области мозга начинают готовить организм к реагированию — на случай, если оно понадобится после того, как сознание наберет достаточное количество сенсорных данных для того, чтобы вынести информированное суждение.

Вскоре после того, как Такер и Луу осуществили это исследование, Кон перешел из DARPA в Управление военно-морских исследований ВМС США. Несмотря на изменение места работы, он был полон решимости сделать следующий шаг. Не прошло и года, как он добился одобрения более масштабной программы общей стоимостью 3,85 млн долларов. Проект был рассчитан на четыре года. Кон собирался не только продолжать описание интуиции, но и начать находить методы, какими ее можно тренировать.

* * *

В 1984 г. исследователи из Пенсильванского университета, работавшие с больными амнезией, отметили любопытный факт. После того как пациентам долго повторяли определенное слово или идею (скажем, «собаки» или «кошки»), они вскоре забывали, что такой разговор вообще имел место. Однако если затем экспериментаторы просили пациентов начать новую беседу на любую тему, какая их интересует, страдающие амнезией часто заговаривали о собаках вообще, или о терьерах, или о состязаниях гончих, или о кошках вообще, или о сиамских котятах, или о фильме «Гарфилд». Они забывали первоначальный разговор, но их мозг оказывался каким-то образом «подготовлен» к беседе о собаках или кошках.

Если вы впервые слышите песенку определенной телевизионной рекламы, а десять минут спустя вдруг обнаруживаете, что напеваете этот джингл, это и есть проявление прайминга [фиксирования установки] — такой вот подготовки мозга. Рекламщики (а также политики, участвующие в выборах) используют прайминг для того, чтобы представление об их «товаре» застряло у нас в голове.

По-видимому, прайминг представляет собой мощную и вездесущую форму имплицитной памяти. Это явление открыли сравнительно недавно, поскольку оно реализуется совершенно помимо сознания, а стало быть, его трудно обнаружить. Мы не подозреваем, что подверглись праймингу, пока нам кто-нибудь на это не укажет. Однако прайминг играет настолько важную роль в человеческом опыте, что его нейронные корреляты [структуры, где он реализуется на нейронном уровне] можно найти в самых разных областях мозга, и такие структуры есть у каждого из нас. Более того, на пожилых людей, страдающих полной или частичной потерей долговременной памяти, прайминг оказывает такое же сильное воздействие, как и на молодых взрослых. Исследователи даже обнаружили, что воздействие прайминга на трехлетних детей и на студентов колледжа примерно одинаково по силе. Даже алкоголики, у которых случается потеря памяти, когда наутро они понятия не имеют, что вытворяли накануне вечером, все-таки могут, проснувшись, хрипло напевать песенку, которую они услышали перед сном, — именно благодаря эффектам прайминга. Представители всех этих групп могут с такой же [довольно высокой] вероятностью внезапно завести разговор о собаках, сами не зная почему, если они прошли прайминг, который подготовил их к этому.

Уже 20 лет исследователи применяют самые передовые для своего времени технологии сканирования мозга в попытке разобраться, что же именно происходит при прайминге. Используя полученные данные, они смогли расширить сферу изысканий, обратившись и к другим формам имплицитной памяти. Прайминг создает удобную отправную точку для таких исследований: он порождает нейронный автограф, который специалисты по изучению мозга и психологи могут применить, пытаясь выяснить, что же именно происходит в мозгу, когда мы приобретаем новое имплицитное знание и начинаем создание тех самых матриц [шаблонов], которыми так интересуется Кон (ему хотелось бы разработать методы, которые позволяли бы человеку целенаправленно научиться более эффективно создавать такие матрицы).

Примечательно, что получаемые результаты неплохо согласуются друг с другом. Когда испытуемые впервые видят объект, слышат слова или же каким-то иным образом воспринимают конкретный информационный паттерн [узор], свидетельства того, что этот стимул воспринят, едва ли не в первую очередь появляются в областях коры, предназначенных для обработки сенсорной информации [т. е. информации, поступающей от органов чувств]. Если мы имеем дело со зрительным стимулом, то можно пронаблюдать, как активизируются определенные участки зрительной области коры. Если информация поступает в виде звука, она отразится в зонах мозга, отвечающих за обработку аудиосигналов. Если же мы воспринимаем какую-то сложную идею, в результате может активизироваться префронтальная кора.

Но вот в чем штука: когда испытуемые воспринимают этот объект, слово или паттерн во второй раз, активизируются те же самые участки мозга, однако с каждым следующим актом восприятия их активность обычно всё больше снижается. Такое явление называют «подавлением при повторении» [«repetition suppression»]. И хотя на первый взгляд оно может показаться противоречащим здравому смыслу, его причину нетрудно объяснить. Мозг просто всё более эффективно обрабатывает данный сигнал — благодаря нейропластичности.