Нет, мы не сможем понять Господа, – продолжал Авраам, – и нет смысла даже и пытаться сделать это', а тем более мы не имеем права осуждать Господа за дела его. Я не могу ответить на многие твои вопросы о Боге, потому что у меня нет на них ответов. Я лишь знаю, что существует Бог, который есть начало и конец всего сущего, ибо именно он все это и создал, а еще знаю, что он создал нас, людей, и обрек нас на смерть, потому что дал первым людям право выбора, и они свой выбор сделали.

– Бог будет везде сопровождать тебя, Авраам, куда бы ты ни пошел.

– И тебя тоже, да и вообще всех нас. Господь все видит и все чувствует.

– А с кем мне можно говорить о Боге?

– С твоим отцом Ядином, который уже носит Бога в своем сердце. Со старым Иоавом, и с Забулоном, и со всеми своими родственниками, с которыми ты отправляешься в это путешествие, и с теми, кто остался в Уре.

– А кто же будет наставлять меня в этом?

– В жизни каждого человека наступает момент, когда, чтобы найти правильное решение, нужно обратиться к своей душе. У тебя есть отец, и ты вполне можешь положиться на его любовь к тебе и его житейскую мудрость. Он сумеет помочь тебе и подскажет ответы на вопросы, которые терзают твое сердце.

Они услышали, что их зовет Ядин: пришло время трогаться в путь. У Шамаса подступил ком к горлу, и он с трудом сумел сдержаться и не заплакать. Он подумал, что если заплачет, то над ним будут смеяться, потому что он уже почти взрослый.

Авраам и Ядин крепко обнялись, прощаясь навсегда. Они в последний раз пожелали друг другу удачного путешествия и всего наилучшего в будущем.

Затем Авраам обнял Шамаса, и у мальчика невольно соскользнула по щеке слезинка, которую он тут же вытер кулаком.

– Не стесняйся того, что чувствуешь боль от расставания с теми, кого любишь ты и кто любит тебя. Мои глаза тоже полны слез, пусть даже я и не позволяю им пролиться. Я всегда буду тебя помнить, Шамас. Ты должен знать, что я стану отцом множества народов, каким был Адам, а благодаря тебе люди узнают историю мира и расскажут ее своим детям, а те – своим, и так от поколения к поколению и до скончания веков.

Авраам подал сигнал, и люди его рода тронулись в путь. В тот же миг и Ядин поднял руку, показывая своей семье, что и ей пришло время покинуть Харран. Они пошли в противоположных направлениях, иногда оборачиваясь и махая руками на прощание. Шамас то и дело бросал взгляд в сторону Авраама, надеясь, что тот обратит на него свой взор, однако Авраам решительно шел вперед, не оборачиваясь. Лишь только когда он достиг холма с пальмовой рощей, в которой они с Шамасом провели так много вечеров вместе, он ненадолго остановился и окинул рощу взглядом. Авраам чувствовал, что Шамас смотрит на него издалека, и обернулся, понимая, что мальчик ожидает от него последнего прощального жеста. Их взгляды уже не могли встретиться, однако они оба осознали, что смотрят друг на друга.

Солнце уже поднялось, и начался еще один день, которому – как и всем другим – было суждено кануть в вечность.

– Госпожа! Госпожа!

Клару вывели из задумчивости крики одного из сопровождавших ее людей.

– Что случилось, Али?

– Госпожа, уже наступила ночь, и староста деревни начал нервничать. Женщины ждут вас на ужин.

Иду, уже иду.

Клара поднялась, отряхивая желтую пыль, прилипшую к ее коже и одежде. У нее не было ни малейшего желания с кем-либо разговаривать, а тем более со старостой деревни и его домочадцами. Ей хотел насладиться ощущением уединенности этого места, так как вскоре здесь появится множество людей.

Она размышляла о Шамасе, мысленно представляя себе его лицо, и ее воображение распалилось настолько, что она даже слышала звучание его голоса и звуки его шагов.

Шамас, по-видимому, еще только учился на писца, чем и объяснялось то, что его клинописные значки были далеки от совершенства. Тем не менее он, как представлялось Кларе, был человеком незаурядным, обладавшим каким-то даром, а главное – близким к праотцу Аврааму, и именно поэтому Авраам рассказал ему о сотворении мира.

Но как в сознании Авраама родилась Книга Бытие? Являлось ли это лишь подражанием древним месопотамским мифам?

Авраам был кочевником, стоявшим во главе рода. У всех кочевых племен имелись свои традиции и мифы, но в процессе кочевой жизни племена перемешивались, соединялись различные самобытные культуры. Люди заимствовали друг у друга обычаи, мифы и даже богов. Так что, по всей видимости, миф о всемирном потопе, описанный иудеями в Библии, был заимствован ими из «Поэмы о Гильгамеше».

Когда Клара подошла к дому старосты деревни, тот ждал ее в дверях с ледяной улыбкой, однако Клара не обратила на это ни малейшего внимания. Поужинав, она ушла в комнату, где ей приготовили импровизированную кровать рядом с кроватью одной из дочерей хозяина дома.

Клара чувствовала себя очень уставшей, а потому тут же заснула, чего с ней не происходило с того самого дня, как Ахмед покинул Золотой дом.

В Каире дом Альфреда Танненберга находился в Гелиополе – районе, где жили правительственные чиновники.

Из окон кабинета виднелись группы деревьев, а еще бросались в глаза несколько охранников, патрулирующих прилегающий к дому участок по всему его периметру.

Прожив на свете много лет, Альфред Танненберг стал еще более недоверчивым, чем был в молодые годы. Мало того, он теперь не доверял даже своим старым друзьям – людям, за которых в прежние времена отдал бы жизнь, потому что он был тогда уверен, что и они отдали бы свои жизни за него.

Почему они так упорно хотят заполучить «Глиняную Библию»? Он ведь предложил им так много в обмен на эти глиняные таблички, которые могли бы обеспечить будущее Клары. Дело было не в деньгах: у его внучки уже и так имелось достаточно средств, чтобы прожить в достатке всю оставшуюся жизнь. При помощи. «Глиняной Библии» Альфред хотел обеспечить Кларе прочное положение в обществе, основанное на искреннем уважении к ней окружающих. Ей это было необходимо, потому что мир, в котором они все это время жили, вдруг начал рушиться, и уже было просто невозможно закрывать глаза на происходящее, что вызывало у Альфреда сильное раздражение. В самом деле, сообщения, которые на протяжении последнего года присылал ему Джордж, не оставляли никаких сомнений: после 11 сентября 2001 года в мире все словно перевернулось.

Соединенным Штатам необходимо было создать образ врага, чтобы затем, борясь с ним, добиться контроля над мировыми энергетическими ресурсами. Арабы же считали, что для того, чтобы вырваться из нищеты и заставить мир себя уважать, они должны продемонстрировать свою силу. Таким образом, интересы обеих сторон на какое-то время совпали: и та и другая стороны хотели войны и, по сути, уже находились в состоянии войны. Альфред даже в такой сложной ситуации (а сколько их было на протяжении его жизни, этих сложных ситуаций!) все равно пытался заниматься своим бизнесом. Однако ему оставалось жить на белом свете лишь несколько месяцев, и он боялся за будущее своей внучки. А если и возможно будущее, то явно не в Багдаде и не в Каире. Ахмед, муж Клары, это понимал и поэтому горел желанием убежать отсюда. Тем не менее Альфред не хотел, чтобы его внучка стала беженкой, на которую будут косо смотреть, потому что она из Ирака и особенно учитывая ее родство с Альфредом Танненбергом – ибо рано или поздно все равно выяснится, кем на самом деле он был. Единственный способ спасти ее – это добиться, чтобы ее признала археологическая элита, а в этом ей могло помочь только обнаружение «Глиняной Библии». Но Джордж почему-то заупрямился, да и Фрэнки и Энрике, хотя сами имели семьи, не захотели понять Альфреда.