— Прочтите строки, помеченные мною, — предложил он, — этого будет совершенно достаточно.

Я прочитала следующее:

«Резюмируя все мои наблюдения, могу сказать, что, по моему мнению, в нем, несомненно, таится сумасшествие, но активных симптомов нет. Мне кажется, его можно вызвать в свидетели, не опасаясь дурных последствий. Он способен наговорить и наделать много странного, но рассудок его находится под контролем его воли, и из сознания собственного достоинства он будет разумным свидетелем.

Что же касается будущего, я не могу сказать ничего положительного. Я могу только изложить свой взгляд.

Что он кончит сумасшествием, в этом не может быть ни малейшего сомнения. Но вопрос в том, когда придет сумасшествие, а это будет зависеть от состояния его здоровья. Его нервная система очень впечатлительна, и по некоторым признакам можно заключить, что он сильно расстроил ее своим образом жизни. Если он оставит свои дурные привычки, о которых я упоминал выше, и будет ежедневно проводить по нескольку часов на открытом воздухе, то может сохранить рассудок еще на многие годы. Если же будет продолжать свой настоящий образ жизни, или, другими словами, продолжать разрушать свою нервную систему, то сумасшествие может очень скоро обнаружиться. Без малейшего предупреждения вдруг может покинуть его рассудок, и в минуту спокойного, разумного разговора он впадет в сумасшествие или идиотство. Во всяком случае, когда случится эта катастрофа (я должен прибавить это для его друзей), не останется никакой надежды на его излечение. Раз нарушенное равновесие не вернется вновь».

По прочтении этого отрывка мистер Плеймор спрятал бумагу в конторку.

— Вы прочли мнение одного из наших известных авторитетов, — сказал он. — Дал ли Декстер своей нервной системе сколько-нибудь успокоиться? Не заметили ли вы препятствий или опасностей, стоящих у вас на пути?

Я ничего не отвечала.

— Предположим, что вы еще раз поедете к Декстеру, — продолжал он, — и предположим, что доктор преувеличил опасность. Что вы будете делать? В последний раз, когда вы его видели, у вас было то преимущество, что поразили его неожиданностью. Его впечатлительные нервы заставили его выдать перед вами свой страх. Теперь вы не можете напасть на него врасплох, он вас ожидает и будет держаться настороже. Вам придется иметь дело с хитростью, если не с худшим. В состоянии ли вы состязаться с ним? Если б не леди Клоринда, он, наверное, обманул бы вас насчет мистрис Бьюли.

На это мне нечего было отвечать, но я была так безумна, что старалась ответить.

— Он сказал мне правду, насколько он знал ее, — заметила я. — Он действительно видел в коридоре Гленинча то, о чем мне рассказал.

— Он рассказал вам правду, — возразил мистер Плеймор, — потому что он сознавал, что эта правда может возбудить ваши подозрения. Вы, конечно, не думаете, что он разделил ваши подозрения?

— Почему нет? — спросила я. — Он, так же как и я до разговора с леди Клориндой, ничего не знал о том, что делала мистрис Бьюли в эту ночь. Вот мы посмотрим, не удивится ли он более моего, когда я передам ему рассказ леди Клоринды.

Этот резкий ответ произвел на мистера Плеймора впечатление, которого я решительно не ожидала.

К моему величайшему удивлению, он вдруг прекратил спор. Он, казалось, отчаялся убедить меня, в чем и признался косвенным образом, заметив:

— Что бы я ни сказал, видимо, не заставлю вас разделить мое мнение.

— У меня нет ни вашего знания, ни вашей опытности, — сказала я, — но, к сожалению, должна признаться, что не согласна с вами.

— И вы действительно решились повидаться с Мизеримусом Декстером?

— Да, я дала ему слово.

— Вы бы оказали мне большую честь, послушавшись моего совета, — сказал он после минутной задумчивости. — Я настоятельно советую вам, мистрис Юстас, не исполнять этого обещания. Я даже пойду еще дальше. Я умоляю вас не видеться больше с Декстером.

Он говорит то же, что и моя свекровь, Бенджамин и майор Фиц-Дэвид. Они были все против меня, а я стояла на своем. Когда я оглядываюсь назад, то удивляюсь своей настойчивости. Мне почти стыдно признаться, что я не отвечала мистеру Плеймору. Он ждал молча, не спуская с меня глаз. Это пристальный взор раздражал меня. Я поднялась с места и остановилась перед ним, уставив глаза в пол.

Он тоже встал, поняв, что совещание наше окончено.

— Хорошо, хорошо! — сказал он с грустным добродушием. — Как видно, неблагоразумно было с моей стороны ожидать, чтобы молодая женщина, как вы, разделила мнение старого адвоката. Позвольте мне напомнить вам, что наш разговор был конфиденциальным и должен остаться между нами, по крайней мере на время. А теперь переменим предмет разговора. Не могу ли я вам чем-нибудь служить? Вы одна в Эдинбурге?

— Нет, я приехала со старым другом, который знает меня с детства.

— И вы останетесь здесь до завтра?

— Полагаю, что да.

— Сделайте одолжение, обдумайте хорошенько все, что я говорил вам, и, зайдите ко мне завтра.

— С большим удовольствием, мистер Плеймор, хотя бы только для того, чтобы поблагодарить вас за вашу доброту.

После этого мы расстались. Он вздохнул, этот веселый человек вздохнул, отворяя мне дверь. Странные существа женщины. Этот вздох подействовал на меня сильнее всяких аргументов. Мне сделалось совестно за свое упорство, когда я оставила его и вышла.

Я нашла Бенджамина в отеле, занятого газетой и старавшегося разгадать загадку, одну из тех, которыми издатель еженедельно угощает своих читателей. Мой старый друг очень любил разгадывать их. В другое время нелегко было бы отвлечь его внимание от этого занятия, но желание услышать о результате моего свидания с адвокатом одержало верх. Он отложил журнал, как только я вошла в комнату, и нетерпеливо спросил:

— Что нового, Валерия? Что нового?

Я пересказала ему все, умолчав, конечно, о подозрении мистера Плеймора.

— Ага! — радостно воскликнул Бенджамин. — Адвокат думает то же, что я. Вы послушаетесь мистера Плеймора, хотя не слушаетесь меня.

— Извините, друг мой, — ответила я, — но оказывается, что я не могу слушать ничьих советов. По дороге сюда я решительно хотела руководствоваться советами мистера Плеймора, иначе мы и не предприняли бы этого путешествия. Я всеми силами старалась быть благоразумной, послушной женщиной, но во мне есть что-то очень упорное. Боюсь, что придется возвратиться к Декстеру.

В эту минуту Бенджамин потерял всякое терпение.

— Горбатого могилка исправит, — сказал он, приводя старую пословицу. — Вы и в детстве были самым упрямым ребенком. О, моя милая, лучше бы мы не уезжали из Лондона!

— Нет, — ответила я, — теперь, когда мы приехали сюда, мы найдем нечто интересное, по крайней мере для меня, чего бы мы никогда не увидели, если б остались в Лондоне. Поместье моего мужа находится в нескольких милях отсюда, и я завтра поеду в Гленинч.