Джипы тем временем достигли подъема на возвышавшийся над равниной невысокий округлый холм и скрылись из виду. Я вихрем слетел с крутизны, пересек ровное пространство, перемахнул через пересохшее русло, только камешки летели из-под лап, и тоже оказался у округлого холма. Но ничего не увидел. Машины исчезли. А вместе с ними люди в форме, капитан Панса и Берни.

Исчезли. Но куда? Вот он, невысокий округлый холм. Сколько подобных я видел за свою карьеру! Много. Больше двух — это то число, до которого я умею считать, но разве этого не достаточно? Однако вернемся к невысокому округлому холму. У его подножия росли кактусы и между ними кусты, выше поднимался голый склон. Джипам было некуда деться — в этом заключалась загадка.

Может, они выключили фары и успели уехать настолько далеко, что я упустил их за такое короткое время? Или оно только показалось мне коротким? Надо идти по следу выхлопных газов — ничего нет проще. Я принюхался и с того места, откуда приехали машины, добежал до подножия холма, а затем… Но никакого «затем» не оказалось. След выхлопных газов никуда не привел. Я обнюхал кактусы и кусты, нашел мотыгу без ручки, какими пользовались шахтеры. В пустыне много брошенных шахт, но в них должен быть вход, а здесь я ничего не заметил. Довольно странно. Но это меня только подхлестнуло, и я стал бегать кругами. Наткнулся на запах человека, который показался мне знакомым, — капитана Пансы. А второй запах я не мог перепутать ни с каким другим: это был запах Берни.

Я еще побегал — сделал широкий круг, внутри которого находились запахи джипов, людей в форме, капитана Пансы и Берни. Сильные, свежие запахи свидетельствовали о том, что все это где-то рядом, но я оставался один. И что из этого следует?

Я не знал. Со всеми «и что из этого следует?» разбирался Берни. «Берни, где ты?» Я припустил быстрее, нарезая круги. «Притормози, старина!» Голос напарника прозвучал в моей голове. Я замер, сел и принюхался к воздуху. Запахи можно разделять и следовать за каждым в отдельности. Это все равно что… нет, не могу сейчас придумать сравнение, но идти по запаху Берни — дело простое. Он привел меня назад, к подножию холма.

Я стоял и часто дышал, хотя и не запыхался, и тут услышал поблизости звук мотора. Звук был похож на тот мотор, который открывал гаражные ворота на Мескит-роуд, когда они еще работали. Удивительным было то, что мотор гудел где-то совсем рядом, будто внутри холма. Но ведь невозможно, чтобы звук мотора исходил из-под земли.

А затем склон начал двигаться. Я вспомнил оползни в период муссонов и отскочил назад. Но период муссонов еще не наступил, под ногами никакой грязи, и последний дождь прошел сто лет назад.

Вот тебе раз! Склон, во всяком случае, какая-то его часть, оказался дверью, так что подо мной действительно находилось что-то вроде шахты. Кусок склона поднялся — совсем как гаражные ворота, — с той лишь разницей, что их внешняя сторона была увита колючей лозой; изнутри хлынул свет, и я увидел столько всего, что трудно было охватить одним взглядом. Во-первых, два джипа с капитаном Пансой и его людьми собирались выехать наружу. Капитан что-то прятал в карман рубашки. За его спиной — пространство с каменными стенами, напоминавшее шахту. А еще восемнадцатиколесный трейлер — тот самый, которому при мне закрашивали белой краской розы на бортах. Теперь два парня лепили на него огромную рекламу цирка — с клоунами, шталмейстером, львами и куполом. Я знаю такие наклейки — у нас самих прилеплена на бампере реклама «Мемфисских ребрышек от Макса». Но дело сейчас не в этом. За работой прилаживавших рекламу парней наблюдал третий. Он стоял, привалившись к каменной стене, и от его вида у меня на загривке встала дыбом шерсть. Это был Джокко. Никаких сомнений: крючковатый нос, мерзкие глаза. А рядом — о нет! — частично скрытый от моих глаз, на земле лежал Берни.

Почему же «о нет!»? Из-за вида моего напарника — лицо в крови, один глаз заплыл, одежда порвана. И еще: руки скованы впереди наручниками. Глубоко в моей груди родился рык.

Два джипа выехали из пещеры или подземного гаража — как его там ни называй. Я, уворачиваясь от света фар, скользнул в темноту. Оставаться невидимыми — это мы с Берни хорошо умеем, и проделывали не раз. Как только машины миновали меня, я бросился к отверстию в склоне. Был ли у меня четкий план? Нет. Все, что я знал…

Ворота быстро закрывались. Я спешил к суживавшейся щели. И вдруг — бум-бум — откуда ни возьмись появилась Пинат и первой оказалась у входа. Но он уже был слишком для нее узок, если она вообще собиралась попасть внутрь. В этот миг Джокко поднял голову. Увидел ли он слониху? Безусловно, судя по тому, как округлились его глаза. Видела ли его Пинат? Не уверен. Но все ее тело стало сотрясаться. Я почувствовал, как сильно она разозлилась. Нет, не разозлилась, здесь требуется другое слово — пришла в ярость. Ярость волнами выплескивала из нее. Она бросилась в просвет, который стал узок даже для меня. Я кинулся за ней — ведь я за нее отвечал.

Слониха таранила узкую щель, а скорее весь холм, который успел почти закрыться. Удар! Ворота исчезли, остался один проем. Мы оказались внутри. Сзади раздался грохот, словно обрушилась крыша. Но мне было не до этого. Мозг сверлила одна мысль: Джокко, — и я знал, Пинат тоже думает о нем. Из трейлера донесся львиный рев.

— Господи Иисусе! — выкрикнул Джокко и схватил висевший на стене предмет.

Я узнал его — это был анкус. Джокко выставил его так, чтобы Пинат его заметила, и — неужели это правда? — слониха заколебалась. От одного вида этой ужасной штуковины. Мне это было непонятно и сделалось противно. Правда, ненадолго: пока Джокко размахивал отвратительным крюком, глаза Берни ожили, вернее один глаз, потому что второй совершенно закрылся — такого с напарником еще не случалось. Внезапно он поднялся: правда, покачиваясь, но встал на ноги — и бросился на Джокко. Тот увидел его и пихнул анкусом, но недостаточно проворно. Берни уже занес над ним крепко сжатые в кулаки скованные руки и ударил со всей силой, а она, не забывайте, у него очень немаленькая.

Какой приятный получился звук! Бандана слетела с головы Джокко, он опрокинулся и закатил глаза так, что на виду остались одни белки. В следующую секунду я оказался рядом с Берни, встал на задние лапы и лизал его несчастное лицо. Он не мог меня обнять из-за наручников, но очень хотел, я нисколько в этом не сомневался.

— Хороший мальчик, — повторял он. — Хороший, хороший мальчик.

Здорово, разве не так?

— Хотел бы я знать, как тебе это удалось.

Что именно удалось? Я не был вполне уверен. Что могло быть лучше снова оказаться на работе вместе с Берни.

Напарник взглянул мимо меня. Те два типа, что лепили рекламу, шли на нас — один держал в руке мачете, другой — лом. Берни метнулся к кабине трейлера, сунулся внутрь и обернулся уже с пистолетом.

— Больше ни шагу, — предупредил он.

Молодцы, не говоря ни слова, побросали оружие — хороший знак. Не такими уж они оказались крутыми ребятами. По-настоящему крутыми были мы, я и Берни.