Дороти испуганно ахнула.

– Помолвлены с этим человеком, будучи помолвленной с Эрнестом?! Вы шутите, должно быть?

– О Дороти, я не шучу. Хотелось бы мне, чтобы это оказалось злой шуткой. Но я помолвлена – и выхожу замуж за этого человека менее чем через месяц. О, пожалейте меня – я так несчастна!

– Вы хотите сказать, – сказала Дороти, вставая, – что помолвлены с мистером Плоуденом, хотя любите Эрнеста?

– Да, да, о да! И я ничего не могу…

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла Флоренс в сопровождении мистера Плоудена.

Ее острый взгляд сразу заметил, что что-то не так, а быстрый ум подсказал, в чем именно дело. В своей обычной напористой манере она решила взять быка за рога. Что бы здесь ни произошло, имея такого союзника, как Дороти, Ева могла вырваться из расставленных сетей.

Флоренс дружески поздоровалась с Дороти за руку.

– Вижу по вашему лицу, что вы уже знаете добрые вести. Мистер Плоуден настолько скромен и застенчив, что не хотел объявлять заранее, но теперь он должен принять ваши поздравления.

Мистер Плоуден понял намек и протянул Дороти руку.

– Да, мисс Джонс, я уверен, что вы поздравляете меня – и я это заслужил, ибо я самый счастливый…

Тут он замолчал. Момент был неловким до крайности. Рука преподобного висела в воздухе перед Дороти, но маленькая леди не выказывала ни малейшего намерения пожать ее. Напротив – она выпрямилась в полный рост – пусть и не слишком большой – и устремила строгий взгляд своих голубых глаз на священника, а потом медленно спрятала руку за спину.

– Я не подаю руки людям, способным на такие трюки, – тихо сказала она.

Рука мистера Плоудена упала, и он сделал шаг назад. Он не ожидал такой храбрости в этой малышке. Однако Флоренс пришла ему на помощь.

– Дороти, дорогая, мы не вполне понимаем…

– Полагаю, что вы прекрасно все понимаете, Флоренс, и если не хотите говорить вы – скажу я. Ева была помолвлена и собиралась выйти замуж за Эрнеста Кершо. Ева здесь и сейчас по собственной воле сказала, что любит Эрнеста, но что ее принуждают выйти за другого – вот этот человек! – И она указала маленьким пальчиком на мистера Плоудена, сделавшего еще шаг назад. – Это так, Ева?

Ева отвернулась. Она по-прежнему сидела на своем низеньком стульчике, закрыв руками лицо.

– Честно говоря, Дороти, я не понимаю, какое право вы имеете вмешиваться! – сказала Флоренс.

– У меня есть право на справедливость, Флоренс, – право друга, выступающего в защиту отсутствующего. Тебе самой-то не стыдно участвовать в этом постыдном заговоре против человека, которого здесь нет? А вы, мистер Плоуден? Могу ли я воззвать к вашим благородным чувствам и просить освободить от обязательств эту несчастную девушку, которую вы загнали в угол?

– Я в своем праве! – сухо ответил Плоуден.

– Стыд и позор! И вы еще называете себя служителем Божьим? А ты, Флоренс! О, теперь-то я вижу твое черное сердце и злые помыслы – они горят в твоих глазах!

На мгновение Флоренс смутилась и отвела взгляд.

– Ева, а вы? Как вы могли стать участником такой постыдной интриги? Вы, хорошая добрая девушка, променяли Эрнеста на такого человека! – И она презрительно кивнула в сторону мистера Плоудена.

– Дороти, это мой долг… Вы просто не понимаете…

– Да нет, Ева, понимаю – и очень хорошо понимаю! Тебе лучше было бы утопиться – но не соглашаться на такое. Я женщина, как и ты, пусть и некрасивая, но у меня есть сердце и совесть, так что я все понимаю слишком хорошо!

– Если вы утопитесь, то убьете свою бессмертную душу! Ведь это страшный грех! – воскликнул мистер Плоуден, решив вспомнить о своем сане. Он был очень встревожен. Ему требовался живой товар.

– О да, мистер Плоуден! – продолжала бушевать Дороти. – Вы совершенно правы – это был бы грех, и все же не столь страшный, как брак с вами. Бог дал нам, женщинам, жизнь – но Он вложил в нас и душу, и душа эта знает, что лучше умереть, чем терпеть такое унижение. О Ева, скажи, что ты не пойдешь на это постыдное дело! Нет, не нашептывай ей ничего, Флоренс!

– Дороти, Дороти! – воскликнула Ева, поднимаясь и заламывая руки. – Все это бесполезно! Не разрывай мне сердце своими жестокими речами. Я должна выйти за него. Я в руках людей, которые не знают, что такое милосердие.

– Спасибо! – сказала Флоренс.

Мистер Плоуден помрачнел и нахмурился.

– Что ж, кончено! – сказала Дороти и направилась к двери. Не дойдя до нее, она остановилась и обернулась. – Еще одно слово – и я больше не побеспокою вас. Скажите, чего вы все ждете от этого проклятого брака?

Ответа не последовало. Дороти вышла.

Однако на этом она не остановилась. Из коттеджа она направилась прямиком к мистеру Кардусу в контору.

– О Реджинальд, у меня ужасные новости! Позвольте мне немного поплакать – и я все вам расскажу.

И она рассказала ему всю историю от начала до конца. Для мистера Кардуса все это явилось совершеннейшей новостью, и он слушал рассказ Дороти с изумлением и некоторым негодованием против Эрнеста. Он-то желал, чтобы молодой человек полюбил Дороти, а Эрнест вместо этого влюбился в Еву. О эта непокорная юность!

– Что ж, – сказал он, когда Дороти закончила рассказывать. – Чего же ты хочешь от меня? Мне кажется, ты сегодня имела дело с бессердечной интриганкой, мерзавцем-священником и прелестной дурой. Можно справиться с интриганкой и дурой – но никакая сила на земле не исправит мерзавца. По крайней мере, по моему опыту. Кроме того, я полагаю, это дело следует оставить и забыть. Мне было бы очень жаль, если бы Эрнест связал свою жизнь с такой бестолковой женщиной, как эта Ева Чезвик. Она привлекательна, это правда – но это и все, что можно о ней сказать, насколько я знаю. Перестань терзать себя, моя дорогая; он с этим справится. Когда все уляжется с этой дуэлью и Эрнест сможет вернуться домой, я уверен, что если он будет достаточно мудр, то поймет, где ему искать утешения.

Дороти опустила голову и густо покраснела.

– Но это не вопрос утешения, Реджинальд. Речь идет о счастье Эрнеста.

– Не беспокойся об этом, Дороти. Счастье людское не так легко разрушить. Через год он забудет о ней.

– Мне кажется, мужчины всегда так говорят, Реджинальд, – сказала Дороти, подперев подбородок кулачком и устремив свой серьезный взгляд на старого джентльмена. – Каждый из вас считает, что только ему принадлежит монополия на чувства, а все остальное слишком мелко и ничтожно, не глубже кастрюльки для молока. И все же лишь вчера вечером вы говорили со мной о моей матери. Вы рассказывали мне – помните? – какой бессмысленной стала для вас жизнь, когда она покинула вас, и ни один успех больше вас не радовал. Вы сказали, что надеетесь – конец ваш не за горами, что вы достаточно страдали и достаточно ждали; что, хотя вы не видели ее лица уже двадцать пять лет, вы все равно любите ее столь же страстно, как и в тот день, когда она впервые согласилась стать вашей женой.