– Треть? Хм… недурная идея.

Его преосвященство поерзал на бархатных подушках. От езды в карете старого жреца мутило.

– Я претендую на высшую награду в этом деле. У меня Ланселот не сбежал ни разу.

– Ах, ни разу?! А кто…

…Все дальше и дальше от Терекока. От вольнодумствующего Доннельфама, страшной Базилисковой Камении. А в багаже, среди тюков с коронами, мантиями, митрами и горностаями, среди коробок со сластями и винами, лежит человек.

Лицо его обмякло, в уголках губ скопилась слюна. Глаза открыты, но вряд ли Истессо что-нибудь видит. Разум стрелка далеко – бродит среди звезд и чудовищ, духов и ангелов. Его преосвященство постарался на славу. Каждый вечер поит его сонными отварами собственного изготовления.

Хоакин стал обычным человеком. Короли везут Хоакина в Град Града, чтобы сдать в академию и сделать вечным студентом. Учитель музыки Квота Квинта-Ля, черная книга, теория вольных стрелков – всему этому предстоит уйти в небытие.

В университете Истессо ожидают неприятности. Еще бы. Сбежать с экзамена по транспортной магии, умчаться невесть куда, не сдав зачетку… думаете, это вам с рук сойдет? Живо господа маги соберутся. Сам ректор произведет внушение – и придется нерадивому студенту остаться на второй год. А потом еще и еще.

Прекрасный план. Но дюжинцы забыли простую вещь. Когда лавина мчит с гор, сокрушая все на своем пути, бесполезно выхватывать камешек, что ее породил. Над силами, что пробудились в мире, больше не были властны ни сам Хоакин, ни хозяева зверей.

– Что будут заказывать досточтимые господа? Сегодняшний минестроне с соусом песто – просто истинное алхимическое золото. М-м! – Трактирщик причмокнул, целуя кончики пальцев. – А какие ньоки! Красный Вепрь пожинает Соловьиные Язычки, господа посетители.

Горацио Кантабиле заливался соловьем. Он был воодушевлен: в его заведение нагрянули неожиданные гости. Они сидели за тем самым столом, за каким когда-то сидел Хоакин.

– Э-э… Принеси нам вихри теста, сваренны в души веселье. Не забудь рубинов дола, алой крови виноградной и вот этого… ну как же… вот на языке крутилось… А! Нептицу, с желтым фруктом, что кривит лицо в унынье, навевая грустны мысли. Ну а к ней…

– Так-так. Подождите, господа. Значит, спагетти в коньяке, так?… С томатным соусом, ага. Винишко – это само собой разумеется… Какое предпочитаете, господа? Есть Примарола Абруззо, восьмилетнее, есть и Ломбардия Боттелини.

Горацио чиркал в книжечке, переводя пожелания гостей с варварского на обычный человеческий язык.

– И напоследок, конечно, курица, запеченная с лимоном и…

Тут Харметтир Большой Процент замялся. Капли пота выступили на лбу. Происходило это вовсе не потому, что на дворе стояло лето, а шкуру снежного барса он снять не догадался. Перед варварским таном стояла тяжелая задача.

– Мошною леса? – задумчиво проговорил он. – Вожделеньем быстрых белок?

– Что, простите, господин варвар?

В глазах Харметтира блеснули слезы. Толстые губы беззвучно шевелились.

– То, что собирают в гроздьях, вялят, сушат и ссыпают? – рискнул он.

Трактирщик пожал плечами.

– Булочек душа и сытость?

На помощь пришел Оки Длинная Подпись.

– Золотой изюм сушеный и кедровые орешки.

При этом он подмигнул. Привыкший к варварским иносказаниям Горацио едва не добавил в рецепт желатин и толченые персиковые косточки.

– Будет сделано, господа. На десерт не желаете ли чего?

Харметтир подергал себя за нос, в глазах его появилась тоска. Предупреждая события, трактирщик объявил:

– На десерт нет ничего, кроме печенья амаретти со сливами в вине.

– Слитки золотого теста… – приступил к переводу Большой Процент, но Оки грубо перебил:

– Давайте, давайте, давайте. Несите и печенье, и сливы. Всего, всего побольше!

Кантабиле ушел, и в зале установилась тишина. Две бородатые варварские физиономии мрачно уставились друг на друга через стол.

– Оки, ты огородная культура. Корнеплод ядрено – жгучий, мудростью веков прославлен. Я давно хотел сказать тебе одну вещь…

Маленький варвар встрепенулся:

– Правильно ли я понял, что ты меня назвал старым хреном?

– Именно так, о…

– Стоп, стоп, – примирительно замахал руками Длинная Подпись. – Харметтир, я тоже хочу сказать одну вещь. Дело в том, что времена изменились.

– Что? Бег ладьи конунга Хрюки изменил пути земные?

– Примерно так. Видишь ли, Большой Процент, я некоторое время работал извозчиком в Октанайте. Потом налаживал морские перевозки в Брешии. Ты же ни разу не покидал Аларик. Ни разу.

Харметтир попытался что-то сказать, но Оки не надо было переводить в уме одни образы в другие.

Поэтому он успел раньше:

– Пойми, дорогуша, здесь люди иначе разговаривают. Если ты назовешь галеру верблюдом моря, тебе придется драться и с караванщиками, и с моряками. Если ты закажешь ублажение желудка из земли благословенья с алым лалом дольних весен, с мягким камнем тех, кто блеет, в шерсть укутавшись свирепо, обеда тебе придется ждать долго.

Лоб громилы-варвара пошел складками:

– Э-э… Как ты сказал? Ублажение желудка из земли благословенья?

– Картофельные ньокки с пассатой и сыром-мас-карпоне, – подсказал объявившийся невесть откуда Горацио. – Ждать вы их будете действительно долго: на кухне закончился мускатный орех. Но, если желаете…

– Нет-нет, – заторопился Оки. – Я это так сказал, для примера.

– Воля ваша, господа. – Кантабиле выставил на стол бутыль примаролы. – Если появится желание, только крикните. За орехом я уже послал.

Вид у Большого Процента сделался больной и несчастный.

– Ньокки с пассатой… и маскарпоне… – с отвращением произнес Харметтир. – Ты уверен, что это лучше ублажения желудка?

– Да. Начинай мыслить цивилизованно. Возьми вилку в левую руку, а нож – в правую. Улыбайся!

– Арррррххх! Назад в дикость!

– Улыбайся. На тебя смотрят.

Тридцать два… – хотя нет, чуть меньше – желтых зуба сверкнули в бороде тана.

– Поменьше зубастости, Харметтир. Итак, – Оки разлил вино по бокалам. – За Ничевоенное Готтеннетотское Передмолчание.

При этих словах оба варвара поморщились.

…Название заговора родилось еще в Аларике.

Финдир Золотой Чек, красавица Сильгия и оба тана стояли на крепостной стене Арминиуса, глядя на юг – туда, где простирались земли владетелей чудищ.

– Быть может, назовем его Вандальской Революцией? – осторожно предложил Оки.