Молодая вдова Ариадна Врежко (фамилию в браке она не меняла) после смерти супруга жила в загородном доме, который унаследовала от мужа, не имевшего других ближайших родственников. Иной недвижимости за убийцей не числилось, потому опергруппа и собровцы спешно выдвинулись в направлении академического городка на юго-западе Москвы. Но штурмовать особняк Врежко не пришлось. Дом оказался пуст: ни хозяйки, ни Канторов, которые после нападения на Загорайло бросили свой джип и на перекладных прорывались по Минскому шоссе явно в особняк «коллеги». Необъятные хоромы были обставлены вычурной мебелью, отделаны дорогим деревом – наборный паркет, лестницы с «бомбошками», резные настенные панели, скрывающие встроенную мебель, – словом, все тут говорило о претенциозном современном дизайне. Только оставалось непонятным, зачем незамужней, бездетной женщине такое огромное пространство, такая пафосность и размах? Кому и что она хотела доказать? И можно ли чувствовать себя счастливой в этаком дворце в одиночестве? Быстрова тянуло на лирику при обыске, наверное, потому, что он пытался обнаружить хоть какие-то проявления личностных, человеческих черт в этой демонски холодной убийце: смотреть на конвульсии безвинного, более того, доверявшего тебе человека сможет или ненормальный, или законченный мерзавец. Впрочем, Сергею Георгиевичу казалось, что предельная жестокость – это род помешательства, либо сформированного обстоятельствами, либо взлелеянного собственной «духовной работой». А чаще и тем, и другим вместе.

Никаких документов, дневников, рабочих записей в доме не нашлось. Зато отыскались фотографии. На свадебных фотографиях Арина смотрелась феерически – просто голливудская дива. Семидесятилетний «молодой», наоборот, выглядел страшным, как смертный грех, да еще на фоне этакого совершенства. Он был низок, сутул, тощ, плешив, носат и скукожен черепашьей какой-то дряхлостью, когда кожа сборится и провисает на подбородке, шее, щеках. У Ариадны обнаружилось множество фотографий, в том числе и с Репьевым, фото которого уже пополнило сегодня «монастырское дело», а сам глава «Рускстара» был объявлен в розыск. Снимки, сделанные на отдыхе, недвусмысленно говорили о любовной связи директора и бухгалтерши. Быстрова насторожило то, что до свадьбы у Ариадны будто и не существовало биографии. Жизнь ее началась с восемнадцати лет, когда она поступила в московское медучилище, в общежитии которого и проживала до свадьбы.

Выйдя из дома, следователь направился к коттеджу напротив. По случаю субботы у большинства домов виднелись припаркованные машины. Раздавался детский смех, откуда-то громыхало радио, урывками долетал искусительный запах шашлыков. Но погода определенно портилась. Пронзительный ветер заставил Сергея запахнуть ветровку. «Водки бы дерябнуть, шашлыком закусить и с госпожой Атразековой в пуховое лоно кровати, на крахмальные простыни завалиться… Можно и не на крахмальные, а на те, что есть в комоде. А потом… суп с котом!» – оборвал себя следователь, уткнувшийся в дверь соседского коттеджа. На стук вышел по-субботнему «тепленький» мужчина: очень грузный и очень веселый. Он страшно удивился визиту полиции.

– Да вчера она еще тут была, Аришка.

– Она была одна?

– Вроде одна. Ну, машин больше не было. А ее красавец, кстати, и сейчас под тентом, – толстяк махнул рукой в сторону Арининого белоснежного «Кадиллака».

– Я заметил. А у нее не останавливались вот эти господа? – Быстров показал фотографии Канторов.

– Женщину не знаю. А Фимка у них с Гришкой за водилу.

– А Гришка – это кто? – Быстров догадался, что речь о Репьеве, но все равно спросил.

– Муж ее гражданский. Ну, Григорий. Она ведь замужем за грибом этим, физиком, была всего ничего. Пару лет. Помер, слава Богу.

– Они так плохо жили?

– А как с ним жить? Он же чокнулся совсем к старости. Орал день деньской, чуть не бил ее. Хотя, конечно, Аришка быстро укорот ему давала. Баба серьезная, с характером. Она ему до того приходила уколы делать пару месяцев, ну и окрутила профессора кислых щей. А потом жалела, да что там – молодая совсем, писюлька двадцатилетняя, повелась на богатство и положение. – Мужик нетерпеливо поперетаптывался, поглядывая внутрь дома с тоской – так не вовремя оторвали его, видать, от стола.

– То есть вы знаете гражданку Врежко давно? – следователь не собирался так просто отпускать дачника.

– Конечно, давно. Как они поженились, так и знаю. Эта дача у нас с матерью тридцать лет уже. Ну, и Ароныч тут столько же обретался. И первую его жену, Цецилию Марковну, я знал.

– А где может быть Арина и ее гражданский муж, кроме этого дома?

– У Григория вроде квартира в Москве. Ну, еще недавно, с год примерно, он сруб ставил где-то в другом месте. Уж не знаю, зачем им два дома. Но красиво ведь жить не запретишь?

– Не запретишь, это точно. А не знаете, где дом-то строили?

– Это нет. Хотя… Ленка! – вдруг заорал толстяк, обращаясь к кому-то в доме.

На зов мужа выбежала пухленькая и тоже веселая женщина с охапкой зеленого лука в руках.

– Давай-ка, вспомни, где-то у нас были координаты мастера Аришкиного – ну, спеца по деревяшкам. – Сосед командным тоном давал указание Ленке, которая непонимающе таращилась, переводя взгляд с мужа на Быстрова. – Ну, рамы мы хотели менять, перегородку в мансарде.

– А-а! Да-да-да! – закивала женщина – Есть у меня где-то его визитка. Сейчас, гляну на серванте. Момент!

Возникла неловкая пауза, во время которой толстяк должен был бы, как добрый хозяин, пригласить гостя в дом, но ни гостю, ни хозяину этого явно не хотелось, поэтому Быстров сказал, что будет ждать визитку у Арининой машины.

Когда следователь подошел к «Кадиллаку» с намерением произвести наружный, а потом уж и внутренний – с помощью эксперта – осмотр, в кармане завибрировал телефон. Высветилось имя «Женька», которое он вместе с номером так и не смог, размазня, удалить. «Все, началась темная полоса. А белая выдалась слишком короткой», – пронеслось в голове Быстрова.

– Добрый день, – Сергей попытался держаться холодно-приветливого тона. – Как самочувствие?

– Ужасное, – вздохнула трубка высоким женским голоском. – Хожу, будто с привязанным намертво к животу мешком картошки. Ни вздохнуть, ни повернуться. Одышка страшная. А уж ночью – караул просто. На бок пузень укладываю, задыхаюсь, а малой колотится – спать не дает.

– Мальчик?

– Ага… Месяц еще мучиться.

– Ну, береги себя. Ты извини, Жень, я на работе – очень сложное дело.

– Ну-ну. Честно говоря, я из любопытства позвонила. Мне Лялька, соседка твоя, звякнула, говорит, дама у тебя блондинистая появилась. На участке хозяйничает, бельишко на деревьях сушит. – Женька хихикнула.

Быстров помолчал, представляя, как Светка, нарушив его запрет, вновь вышла из дома, и…

– И что? – в голосе Сергея зазвучали ледяные нотки.

– Ух, сколько холоду напустил! Так, ничего. Подсчитываю, сколько мужику времени надо, чтоб с пылкой брюнетки на отмороженную блондинку переключиться.