Милка весело затянула какую-то песенку и принялась собиратьягоды. Я развернулась и пошла по лесной тропинке. Моя подруга оказалась права.Мария Александровна сидела в гостях и пила чай на свежем воздухе вместе сосвоей подругой.

Увидев меня, она заметно обрадовалась и притянула меня ксебе.

— Вика, девочка моя, а я в гостях засиделась. Думала,вы попозже приедете. Господи, и как же ты похорошела! Прямо расцвела! Настоящаякрасавица.

Наговоров комплиментов, она посмотрела на меняподозрительным взглядом и тихо спросила:

— Вика, а что с Вадимом произошло? Мила толком ничегоне говорит. Сказала, что приболел. Мол, нужно различных зельев приготовить. Ноя чувствую, что здесь что-то не то. Не нужно от меня ничего скрывать. Я жемать, я просто обязана все знать.

Я немного помялась и решила не расстраивать пожилую женщину.

— Ничего страшного. Просто его избили.

— Кто?!

— Не знаю. Какие-то хулиганы.

— Вот жизнь пошла, — тяжело вздохнулаженщина. — Это кто же на моего сыночка руку поднял?! Изверги проклятые.Ничего. Я сейчас своих масел приготовлю да отваров различных. Они от любогонедуга помогут.

Распрощавшись со своей подругой, Мария Александровна слегкаприобняла меня за плечи, и мы направились в сторону ее дачи.

— А вы что, ненадолго приехали? — ласково,по-матерински спросила она.

— Мы торопимся. Милка хочет еще к Вадиму в больницузаехать, — неожиданно для себя самой проговорилась я.

Женщина встала как вкопанная и широко открыла рот.

— Боже мой, так Вадим в больнице лежит?! Что же это тымне сразу не сказала? Ни ты, ни Мила.

— Его уже на днях выписывают, — я постараласьспасти ситуацию.

— Тогда я с вами в город поеду. Я должна своего сынаувидеть. Он у меня один-единственный. Другого такого нет и никогда не будет.

— Да все обошлось. Вадим не сегодня-завтра дома будет.Милка его проведывает . Нет никакой необходимости в город ездить. Занимайтесь дачей.

— Нет. Я должна ехать, — не унималась женщина.

— Тогда вы это с Милой решайте, — пробурчала я поднос и посмотрела на черные клубы дыма, появившиеся н& небе.

В самом начале дачного поселка был пожар. Я не знаю, как этополучилось, но где-то там, в подсознании, я почувствовала беду и поняла, чтоона угрожает никому другому, а именно близкому для меня человеку.

— У нас отродясь пожара не было, — задыхаясьпроизнесла женщина и ускорила шаг. — Вроде мой дом горит…

Дальше все происходило, как в ускоренном фильме. Я снялатуфли и побежала что было сил. Следом за мной бежала мама Вадима и голосила навсю улицу. Добежав до дома, мы увидели, что уже подтягиваются соседи, а весьдом объят мощными языками пламени. Пламя плясало прямо перед глазами, готовоезаживо пожрать того, кто находился внутри дома.

— Милка, ты где?! — Я кричала так громко, что мнепоказалось, что от этого крика в моих ушах полопаются барабанныеперепонки. — Мила, Милочка!!!

— Она в доме! — закричал кто-то из соседей. —Посмотрите, дверь закрыта на кочергу!

Я бросилась к двери и схватилась за горячую кочергу, чтобыоткрыть дверь. Но это оказалось мне не под силу. Поняв, что я обожгла руки истала задыхаться, я отбежала от двери как можно дальше и громко закричала:

— Господи, кто-нибудь, вызовите пожарную!!! Там дверьзаклинило!!!

— Уже вызвали, — ответил из толпы какой-то голос.

— Что же она так долго едет?!

Я упала на землю и с ужасом наблюдала за тем, как горит дом.Рядом со мной сидела Милкина свекровь и громко голосила.

В тот момент, когда посыпалась крыша, я всхлипнула ипозвала:

— Мила, Милочка!!!

Кто-то из местных жителей подбежал к горящим ставням ипопытался их открыть, но сильно обжегся.

Я впала в шоковое состояние и очнулась только тогда, когдарядом с домом уже стояла пожарная машина. Огонь погасили. Скелет дома былсильно обуглен. Кругом висела белая, шипящая пена. Перепуганные, полураздетыесоседи, измазанные сажей, держащие в руках ведра с водой и домашниеогнетушители… Неподалеку стояла «Скорая» и оказывала первую помощь тем, кто обгорел.

Милку спасти не удалось. Она сгорела заживо. Говорят, что еепривязали к стулу крепкой веревкой, лишив тем самым возможности передвигаться.Затем плотно прикрыли ставни и закрыли входную дверь на кочергу. После облилидом бензином и подожгли. Я посмотрела в противоположную сторону и остановиласвой взгляд на разноцветном ведре, которое предназначалось для сбора малины.Оно было пустым. Значит, как только я отошла на какое-то расстояние, Милкузатолкали в дом и сожгли заживо.

В тот момент когда из дома вынесли носилки, накрытыепростыней, я потерла свои черные руки покрытые волдырями, и подошла поближе. Яне хотела открывать простыню. Зачем? Я хотела запомнить Милку такой, какойзнала ее при жизни. Красивой, уверенной, бесшабашной и любящей…

— Милка! Как же так получилось, Милка! — громкопрокричала я и рухнула прямо у носилок на колени.

— Тише. Не надо на нее смотреть. Она очень сильнообгорела. Как головешка… — произнесла женщина в белом халате.

Через несколько минут носилки засунули в «скорую» и увезли внеизвестном направлении. Я по-прежнему сидела на земле и раскачивалась изстороны в сторону. Я вспоминала тот день, когда увидела ее в первый раз:огромное желание жить, большая сила воли и вера в победу над страшной болезнью.Такой я запомню ее навсегда и пронесу эти воспоминания через долгие и долгиегоды…

Я не была на похоронах, потому, что вообще не могуприсутствовать на этой процедуре. Я никогда не понимала общую скорбь, потомучто хотела скрыть свою боль от чужих глаз и скорбела в гордом одиночестве,перебирая альбом с фотографиями любимой подруги. Вот мы на озере… А вот на тойсамой даче, где произошла трагедия… Милка светится от счастья и с удовольствиемвозится в огороде. Я лежу в шезлонге и балдею от безделья. Нас фотографируетВадим. Были минуты, когда он не отходил от Милки даже на шаг… Были да сплыли… Авот мы жарим шашлык. Милка стругает салатик и попивает красное вино…

Спрятав альбом, я достала одну из фотографий подруги ипоставила ее прямо перед собой, налив полную рюмку водки.