— Но когда он вызывал исполнителей, он пользовался телефоном, — сказал Михаил Михайлович. — Иначе как бы мы вообще его ухватили?

— Вы вышли на него с другой стороны, — сказал Перепелкин. — И до последнего момента не знали, кто стоит за его неймом. Не так ли? Если бы не наши оперативники, которые, как вы утверждали, очень вам мешали, вы бы еще очень долго устанавливали его личность.

— Не понимаю, — покачал головой прокурор. — С одной стороны, такая осторожность. А с другой — полное безрассудство. Почему он, украв свои книжки у следователя Мушкина, тут же не уничтожил их? Почему не уничтожил ноутбук Игоря Николаевича?

— Ну, с ноутбуком он хотел еще повозиться, — сказал Алексей Викторович. — Такие защиты установить, чтобы их никто взломать не смог, даже Петров Сережа. Амбиции тоже не последняя вещь для бытия человеческого. А про книжки я объяснил. Он не был уверен, что информация о телефонах уже не ушла нашему начальству и в прокуратуру. А если и не ушла… Подумаешь, телефончики девушек. Кого это могло заинтересовать? Разве что супругу, то есть вдову…

— А почему вы говорите, что нет его признания? — обеспокоенно проговорил прокурор. — Откуда же тогда известна история с подменой?

— А он эту историю артистам-спасателям рассказал, когда они его у себя держали, — скривился Перепелкин. — Да и вообще он ничего от них не скрывал. Уж не знаю, почему…

— А вы этого бугая на сцене видели? — усмехнулся Михаил Михайлович. — Как его? Паша-Танк? Проехался, небось, по бедному Молочнику…

— Так-так-так… — начал свирепеть прокурор. — Значит, под протокол у нас ничего нет?

— Увы, — опустил глаза Алексей Викторович. — Под протокол он утверждает, что Моню он пригласил к себе ради розыгрыша, ради розыгрыша артистов пугал, Мушкина он убивать не хотел, тот сам упал, за трос зацепился. Ну и, понятно, что ни о каких страстях, о которых нам уважаемый коллега из ФСБ рассказал, понятия не имеет. Телефоны девушек в Интернете нашел, познакомиться хотел. Потому что жена его давно уже не любит… и так далее и тому подобное. А скрывался от всех по понятной причине — киллера боялся. Причем, говорит, киллера, наверняка, нанял поэт какой-нибудь, который мне лютой завистью завидует.

— Ух ты… — с яростью огнедышащего дракона выдохнул прокурор. — Значит, я и ордер на его арест подписать не могу?

— Ордер! Я и дела-то на него возбудить не могу, — сказал Перепелкин. — Хулиганство — не нашей компетенции статья. Этим участковый должен заниматься. Да и можно ли розыгрыш как хулиганство квалифицировать? Ведь в сущности, по его вине никто не пострадал.

— Если не считать Мушкина, Моню-артиста и всех жертв, которые пострадали, благодаря его посредничеству, — сказал Михаил Михайлович.

— Ну да, — спокойно сказал Перепелкин. — Но как квалифицировать его вину? Моня мог и не соглашаться на игру, Игорю не обязательно было на крышу лезть… Доказать умысел Молочника невозможно. А про остальное я уже высказал свое мнение. При этом искренне желаю успехов своим коллегам.

— Спасибо, — вежливо отозвался Михаил Михайлович.

В душном номере прокурора повисла гнетущая тишина.

Мой жребий посвящен его судьбе.

Шекспир. «Отелло»

«Здравствуй, дорогая Глория! Как поживаешь? Слышал, что ты делаешь большие успехи в кино. Мельком даже видел тебя в одной из серий «Смеющейся звезды». Но ты знаешь, что ящик мне смотреть абсолютно некогда — программа не позволяет растрачиваться на пустяки. Сплю по два-три часа в сутки. Но не жалею. Говорят, что у меня имеются серьезные шансы на получение хорошей работы в ведомстве. Понятно, что подробности рассказывать не могу. Вот когда ты бросишь своего Григория и станешь моей женой, тогда ты получишь право на приоткрытие завесы тайны моего существования. Скучаю, люблю и всегда буду любить. Прости, что не могу писать длинные письма — честное слово, минутки свободной нет. Привет Григорию, Галке, бабушке и всем, кто меня еще помнит. Твой Ежик».

Глория вздохнула и вышла из программы «Почта». Глупый Ежик. «Когда ты бросишь своего Григория…» Нет, ну каков наглец! И с такой уверенностью об этом писать. Дурак, наглец, воображала.

Раздался тихий стук в дверь и в комнату шаркающей походкой вошла бабушка.

— Не спишь еще, детка? — спросила она, подслеповато щурясь. — Второй час ночи, а у тебя съемка утренняя. Не выспишься, опять гримерши ругаться будут.

— Не будут, бабушка, — улыбнулась Глория. — Они меня боятся. У них так принято — бояться жен режиссеров. Думают: нажалуюсь Грише, он их уволит. Глупые.

— Глупые, — согласилась бабушка. — Не знают, что ты никогда ему не жалуешься. Даже когда костюмеры тебе застежку с подвохом соорудили, не пожаловалась, на себя все взяла. Это что же, теперь в чести такие шутки?

— Да, — рассмеялась Глория. — Получилось как во французской комедии, помнишь — с Бельмондо. Героиня шагает, а у нее платье — по швам. Смешно.

— Тебе, небось, не до смеху было, — недовольно проговорила бабушка.

— Почему? — пожала плечами Глория. — Я тоже посмеялась. Правда, съемки задержали, и продюсер сильно ругался из-за перерасхода финансов. Но Гриша на него цыкнул.

— Да, Гриша… — вздохнула бабушка и присела на краешек дивана. — Если бы не он, жили бы мы до сих пор в своем Октябрьске. Вот ведь как бывает: всю жизнь мечтала в Ленинграде побывать, а приехала сюда и никак привыкнуть не могу. Народу столько, машины, суматоха… А если Гриша нас в Москву потащит? Там и вовсе жить нельзя, по-моему.

— Не потащит, — улыбнулась Глория. — В Петербурге сериалы снимать дешевле. И артисты тут лучше. И вообще мы скоро будем жить в таком месте, которое на наши, октябрьские места похоже. С одной стороны, вроде как деревня. А с другой, — полчаса езды до центра города. Знаешь, у нас дом будет прямо рядом с полем, где коровы пасутся. Гриша планирует тебе собственный коровник построить. И дояров нанять. А захочешь — сама доить будешь.

— Конечно, сама доить буду, — закивала бабушка. — Руки еще крепкие. А когда он строить-то собирается?

— Да уже построил почти, — Глория потянулась. — Вот печку сложит в доме, и переезжать можно будет. Правда, знаю я его. Потом баню будет строить, потом бассейн, потом конюшню, потом гараж, потом теннисный корт…

— Господи, когда же это он успеет? — удивилась бабушка. — Он ведь на съемках каждый день. Вот и сегодня — ночная смена…

— Ну, смены у него разные бывают. Вот завтра — утренняя, днем строить поедет, вечером — дома. Послезавтра утром будет строить, а днем снимать. И снова вечером дома.

— А спит-то он когда? — покачала головой бабушка. — Я ведь слышу: вы ночами поздно укладываетесь. Так недолго и здоровье потерять. Ведь он у тебя не мальчик.

— Мальчик, — засмеялась Глория. — Самый настоящий мальчишка. Ты знаешь, на чем он в деревню ездит? На скутере.