За ночь флот преследующих корабль дау по сигналу красных фонарей сократил расстояние, отделявшее его от „Серафима“.

Первый корабль, водоизмещением в сто с лишним тонн, набитый людьми, находился всего в кабельтове за кормой. Как только там увидели, как из темноты, точно по волшебству, появляется „Серафим“, на дау радостно закричали и устроили пальбу из джезейлов.[11]

Очевидно, из-за красных огней там поверили, что корабль в руках людей аль-Ауфа. В воздух поднимался пороховой дым, матросы на дау приплясывали, размахивали руками, и их голоса отчетливо доносились через пространство темной волнистой воды.

— Ответьте им, парни, — велел Хэл морякам в арабской одежде.

Те тоже запрыгали и замахали руками тем, что на дау, их одежды развевал утренний ветер с берега. Хэл не замедлял ход корабля, поэтому расстояние между ними не сокращалось.

Хэл смотрел вперед, рассчитывая, сколько осталось до зеленого мыса, выступающего в канал; но вот он почувствовал, что его грудь сжимается и дыхание становится сиплым — от силы в двух милях показался еще один корабль, с квадратными черными парусами, и устремился ему навстречу.

Хэл сразу понял, что корабль стоял на якоре в заливе за мысом, поджидая в засаде, а береговые огни предупреждали его о приближении „Серафима“. Теперь этот корабль шел навстречу, его нос резал пенную волну. За ним следовало множество мелких судов, больше десяти небольших дау.

Уил Уилсон подбежал к Хэлу, возбужденно блестя глазами.

— Это старина „Минотавр“! — крикнул он. — Я узнал бы его где угодно, капитан.

— Спасибо, мистер Уилсон, я так и думал.

Хэл сохранил нейтральное выражение лица, потом бросил взгляд на Неда Тайлера.

— Так держать.

Два корабля быстро сближались. Хэл разглядывал „Минотавр“ в подзорную трубу. Корабль захвачен аль-Ауфом меньше двух лет назад, но Хэл сразу заметил, что его паруса и снасти в плачевном состоянии. Ни один английский капитан не довел бы свой корабль до такого упадка.

К тому же кораблем плохо управляли. Возможно, его капитан привык к косому парусу, и ему не хватало опыта управления большим количеством высоко расположенных квадратных парусов. Поэтому теперь топсели корабля развернулись в бейдевинд, а паруса на грот-мачте обвисли и ловили не весь ветер, их черная ткань тряслась, словно в параличе. Оценивая ход корабля, Хэл решил, что дно „Минотавра“ заросло водорослями и ракушками.

С обеих сторон вдоль бортов выстроилась беспорядочная толпа; обезумев от радости, люди плясали и размахивали оружием. Хэл решил, что на „Минотавре“ несколько сот человек и с ужасом представил себе, как эта толпа врывается на палубу „Серафима“.

Тем не менее он ничего не предпринимал, чтобы предотвратить столкновение с корсаром.

Тем временем на „Серафиме“ переодетые английские моряки в безумной пантомиме приветствовали пиратов.

С каждого борта „Минотавра“ стояло по двадцать пять орудий, что обещало бортовой залп почти вдвое более мощный, чем у „Серафима“. Если бы кораблем хорошо управляли, „Серафим“ не мог бы с ним тягаться. „Будем надеяться, что мастерство его артиллеристов соответствует мореходным качествам“, — подумал Хэл, пока корабли летели навстречу друг другу, отчего начинало казаться, что им не избежать столкновения. Дау следовали за „Минотавром“, как утята за уткой.

Теперь они сошлись так близко, что Хэл разглядел фигуру на носу — мифического полузверя-получеловека.

Корабли еще больше сблизились, и Хэл прочел название — „Минотавр“, хотя позолоченные буквы поблекли и покрылись кристаллами соли.

Хэл поднял подзорную трубу и осмотрел палубу „Минотавра“. Он почти сразу обратил внимание на высокого человека в черной одежде, который стоял в стороне от толпы арабских моряков. Хэл не сомневался, что это и есть аль-Ауф, Плохой. Как там его описал двоюродный брат Бен-Толфа?

„У него гордый вид и смелый взгляд древнего героя, он могуч, и смотреть на него страшно“.

„Не слишком большое преувеличение“, — мрачно подумал Хэл.

Зеленый тюрбан аль-Ауфа высоко закручен на голове, в лучах восходящего солнца сверкает надо лбом жемчужина, украшающая заколку. Широкие плечи говорят о сильных мышцах, тело под свободным одеянием изящное и напряженное, как у большой хищной кошки. Борода намаслена и разделена на две пряди, которые ветер относит за плечи.

Корабли сблизились еще больше, и Хэл смог разглядеть черты аль-Ауфа: темные блестящие глаза под густыми черными бровями, орлиный нос над тонким разрезом рта. Лицо суровое и жестокое, как породившая его безжалостная арабская пустыня.

Хэл видел, что все орудийные порты „Минотавра“ раскрыты и пушки выставлены. Тонкая голубая дымка на палубе предупреждала: фитили зажжены, пушкари ждут у орудий. Аль-Ауф достаточно хитер и осторожен, чтобы не довериться только свидетельству красных фонарей на мачте „Серафима“.

Расстояние между кораблями сократилось до кабельтова, но аль-Ауф не проявлял никакого желания свернуть. Глаза Хэла сузились. Кое-кто из арабских моряков на носу „Минотавра“ перестал плясать и с тревогой оглядывался.

— Выкатить орудия!

Хэл ждал до последнего; его приказ незамедлительно передали вниз, на орудийную палубу. И сразу по всему кораблю разнеслись тяжелые удары. Матросы деревянными молотами выбивали клинья. С грохотом раскрылись крышки орудийных портов, загремели лафеты. Из зияющих портов высунулись черные стволы пушек. Хэл представил себе ужас на борту „Минотавра“, когда там увидели, что их жертва, которую они считали беззащитной, на глазах превращается в опасного военного противника.

Хэл видел, как мигом отреагировал аль-Ауф. Пират повернулся к рулю, но отданный им приказ не был услышан из-за ветра и криков экипажа. „Минотавр“ развернул нос по ветру. Маневр был плохо рассчитан; с его помощью аль-Ауф намеревался избежать столкновения и неожиданной угрозы бортового залпа „Серафима“.

— Не слишком разумное решение, — довольный, проговорил Хэл. — Лучше бы ты ответил выстрелом на выстрел.

Он не менял курса.

— Мистер Фишер! — крикнул Хэл. — Я собираюсь скрестить с ним нос. Стреляйте по мере готовности.

Большой Дэниел бросился к расчету первого орудия с правого борта. Он быстро проверил прицел и нажал на пушкарский клин, чтобы опустить ствол. Стрелять придется в упор. Ядро из опущенного ствола пробьет жизненные центры „Минотавра“.

Плохо рассчитанный маневр аль-Ауфа заставил „Минотавр“ попятиться. Корабль остановился, словно внезапно прикованный, ветер был встречный, и „Минотавр“ не мог уваливать под ветер ни в ту, ни в другую сторону.

— Поворот на румб под ветер, — приказал Хэл рулевому.

„Серафим“ медленно повернулся в сторону „Минотавра“ и двинулся мимо носа корабля, так что едва не наткнулся на торчащий бушприт. Ни одна из пушек „Минотавра“ не могла стрелять по цели, тогда как все орудия правого борта „Серафима“ вот-вот нацелятся точно в позолоченный нос. Большой Дэниел прижал горящий фитиль к отверстию в стволе первой пушки; та с громовым ревом выстрелила и откатилась назад на сдерживающих талях. Длинная полоса порохового дыма коснулась носа „Минотавра“, и обшивка его борта разлетелась облаком щепок.