1 марта 1948 года на пресс-конференции Трумэн вновь повторил приглашение Сталину приехать, сказал, что будет рад его видеть в Соединенных Штатах. Когда стало ясно, что генералиссимус не приедет, пошли разговоры о плохом здоровье вождя.

27 января 1949 года Сталин ответил на вопросы европейского директора американского информационного агентства Интернэшнл Ньюс Сервис Кингсбери Смита.

— Будет ли правительство СССР, — спросил Смит, — готово рассмотреть вопрос об опубликовании совместной с правительством Соединенных Штатов Америки декларации, подтверждающей, что ни то ни другое правительства не имеют намерения прибегнуть к войне друг против друга?

— Советское правительство готово было бы рассмотреть вопрос об опубликовании такой декларации…

— Будете ли вы, ваше превосходительство, готовы встретиться с президентом Трумэном в каком-либо обоюдно приемлемом месте для обсуждения возможности заключения такого Пакта мира?

— Я и раньше заявлял, что против встречи нет возражений…

1 февраля 1949 года воодушевленный возможностью организовать встречу двух мировых лидеров Кингсбери Смит телеграфировал в Кремль:

«Генералиссимусу Иосифу Сталину

Ваше превосходительство,

официальный представитель Белого дома Чарльз Росс сегодня заявил, что президент Трумэн был бы рад иметь возможность совещаться с Вами в Вашингтоне. Будете ли Вы, Ваше превосходительство, готовы приехать в Вашингтон для этой цели? Если нет, то где бы Вы были готовы встретиться с президентом?»

3 февраля 1949 года «Известия» опубликовали ответную телеграмму Сталина:

«Я благодарен президенту Трумэну за приглашение. Приезд в Вашингтон является давнишним моим желанием, о чем я в свое время говорил президенту Рузвельту в Ялте и президенту Трумэну в Потсдаме. К сожалению, в настоящее время я лишен возможности осуществить это свое желание, так как врачи решительно возражают против моей сколько-нибудь длительной поездки, особенно по морю или по воздуху.

Правительство Советского Союза приветствовало бы приезд президента США в СССР. Можно было бы организовать совещание в Москве, или в Ленинграде, или в Калининграде, в Одессе или в Ялте — по выбору президента, если, конечно, это не противоречит соображениям удобства президента.

Если, однако, это предложение встретит возражение, можно было бы устроить встречу в Польше или в Чехословакии — по усмотрению президента».

Но американский президент (тогда им был Франклин Рузвельт) уже приезжал в Советский Союз (в Ялту). Он же прилетал в Тегеран — чтобы Сталину было удобнее встретиться с союзниками. И Гарри Трумэн проделал немалый путь до Потсдама, чтобы познакомиться с советским вождем. По дипломатическому протоколу советский лидер должен был нанести ответный визит.

2 февраля 1949 года государственный секретарь Дин Ачесон, сменивший Джорджа Маршалла, на пресс-конференции критически разобрал ответы Сталина на вопросы Кингсбери Смита. И едко добавил:

— Из этого обмена телеграммами мы узнаем, что премьер Сталин, к сожалению, по состоянию своего здоровья не может прибыть в Вашингтон, так как он не может путешествовать по морю или воздуху. Таким образом, кажется, что он прочно прикреплен к земле. Из этого ответа, кажется, можно сделать тот вывод, что президент Соединенных Штатов должен в четвертый раз объехать полмира, чтобы встретиться с премьером Сталиным, и на этот раз сделать это для того, чтобы поговорить с ним по поводу настолько расплывчатому, что по нему даже нельзя сделать конкретного заявления…

Едкость Ачесона была излишней. Сталину шло к семидесяти. Он не летал на самолетах, а морское путешествие в Соединенные Штаты было бы слишком длительным. Он не рисковал оставлять страну на столь долгое время. Пренебрежение дипломатическим протоколом со стороны американцев могло бы оказаться полезным. Встреча Трумэна и Сталина в 1949 году, вероятно, ослабила бы накал холодной войны. Возможно, не началась бы и Корейская кампания…

В Вашингтоне не могли понять: Сталин не хочет встречаться с президентом или он совсем плох? Когда американский посол в Москве Эллан Дж. Кэрк, вице-адмирал в отставке, приехал в Вашингтон, президент Трумэн очень интересовался здоровьем Сталина.

«Я вкратце изложил свои впечатления, — вспоминал посол. — В двух словах: Сталин находится в хорошей форме, его умственные способности высоки, и он производит впечатление бодрого человека. Его возраст (семьдесят лет) заметен, но он ни в коей мере не утратил своих способностей. Далее я сказал, что Сталин является абсолютным диктатором Советского Союза. Ему оказывается вся лояльность, которой ранее пользовался царь в светской сфере, и, поскольку религия отменена в Советском Союзе, он обладает некоторыми атрибутами божества…»

Значит, Сталин не желает с ним разговаривать — такой вывод сделал для себя Трумэн. Когда 25 июня 1950 года ему сообщили, что Северная Корея напала на Южную, президент записал в дневнике, что сразу вспомнил, как начиналась Вторая мировая: «Демократические страны ничего тогда не предприняли, и это вдохновило агрессоров. Если коммунистам позволят ворваться в Республику Корею и свободный мир не возразит, ни одно малое государство не сможет сопротивляться угрозам и агрессии со стороны более сильных коммунистических соседей».

Эту же тему президент обсуждал со своим послом в Москве.

«Я сказал, — записал после разговора с президентом Эллан Дж. Кэрк, — что Советский Союз, когда он имеет дело с иностранными государствами, понимает только военную силу — и, чтобы эффективно иметь дела с Советским Союзом, надо быть сильным. Президент сказал, что это то, что он пытается делать. Мы согласились, что наши трудности с Советским Союзом проистекают из роспуска всех наших огромных вооруженных сил в Центральной Европе в сорок пятом…»

Гарри Трумэн так и остался человеком XIX века. Его представления о жизни, вкусы, привычки сформировались до Первой мировой войны. Он не любил говорить по телефону, не воспринимал и другие технические новинки, которые вошли в жизнь уже позже. Попытался печатать на машинке, но отказался от этой затеи. Он дважды прочитал Библию, первый раз в двенадцать лет. Многое запомнил, цитировал наизусть. Он был старомодным. Не уважал женщин, которые курят и пьют. И не считал возможным для джентльмена употреблять спиртное в присутствии женщин. Он даже не пытался научиться танцевать. Не играл в теннис или гольф. Любил покер, а не бридж. Он был семейным человеком. Никогда не выходил из дому без шляпы. Был очень бережливым. Бритвы служили у него дольше, чем у других мужчин.

Трумэн не заблуждался на свой счет. Говорил своим министрам:

— Миллион людей в стране были бы лучшими президентами, чем я. Но выбрали меня, и я должен делать эту работу, а вы — мне помогать.

Первые годы в Белом доме он чувствовал себя неуверенно. Он стал президентом только потому, что умер Рузвельт. И ему давали это понять. Тем важнее были выборы в ноябре 1948 года. Аналитики сулили победу его сопернику — кандидату от Республиканской партии губернатору Нью-Йорка Томасу Дьюи. Губернатор проиграл Рузвельту в сорок четвертом, но спустя четыре года твердо рассчитывал на реванш.