До учреждения же Фонда Черчилль и вправду был не в состоянии писать. Поэтому вместо текста он предложит Грабнеру свои картины, созданные во время последнего пребывания на юге Франции и Италии. Грабнер и этому будет рад, не переставая удивляться:

— Сэр, и когда вы только находите время, чтобы заниматься живописью?

На что Уинстон ответит с присущим ему чувством юмора:

— Все очень просто. У гения много талантов. [513]

Репродукции картин выйдут в январском номере «LIFE Magazine» и, как и следовало ожидать, будут пользоваться огромным успехом у публики.

В 1947 году Уинстон отправит две свои работы в Королевскую академию искусств. Как и в случае с парижской выставкой 1921 года, картины будут подписаны вымышленным именем — мистер Дэвид Винтер. К большому удивлению Черчилля, его работы не только рассмотрят, но и примут, а ему в 1948 году пожалуют звание Почетного члена Королевской академии искусств. В дипломе, подписанном покровителем Академии королем Георгом VI, будет записано: «Это уникальное назначение стало возможно благодаря постоянной службе нашему Королевству и его людям, а также Вашим достижениям в искусстве живописи». [514]

Не успев стать академиком, Уинстон тут же примется убеждать президента Академии сэра Альфреда Мюннинга в необходимости возобновления ежегодных обедов, проходимых под патронажем Академии. Это было нелегко, как вспоминал Черчилль, ему пришлось «несколько раз уколоть» [515] мистера Мюннинга, прежде чем тот согласился. Первый обед был устроен в апреле 1949 года.

Выставляясь на ежегодных выставках Академии, Уинстон продолжал скромно оценивать свои художественные достижения. В 1953 году он признается одному из своих друзей:

— Мне как-то неловко выставлять свои картины напоказ, они для меня как дети — хотя и ведут себя плохо, все равно любимы. [516]

Когда же в конце 1940-х годов ему предложат организовать выставку его работ, он откажется, сказав:

— Они не достойны этого. Эти картины представляют ценность только потому, что написаны, — здесь Уинстон широко улыбнется и продолжит, — прославленным человеком.

Хотя Черчилль никогда не считал себя великим живописцем, его целеустремленность и трудолюбие за мольбертом были не меньшими, чем за письменным столом. Инспектор Томсон, охранявший Уиинстона на протяжении тридцати лет, был глубоко поражен пристрастием своего шефа к мольберту и краскам:

— Я не раз сопровождал его во время каникул, и страсть, с которой он относился к своему увлечению, меня удивляла. Обычно Уинстон начинал рисовать с раннего утра и продолжал с небольшим перерывом на ланч до семи вечера. И когда в конце рабочего дня я очищал его палитру, она выглядела словно собранные вместе пятьдесят радуг. [517]

Черчилль сутками мог заканчивать уже готовую работу, исправляя ее до бесконечности. При любом удобном случае он всегда старался проконсультироваться с профессионалами. Всего Уинстоном за его более чем сорокалетнюю карьеру художника будет нарисовано свыше 500 картин. На что президент Академии сэр Чарльз Вилер с удивлением воскликнет:

— Я просто не знаю, и когда вы находите время на все ваши занятия помимо живописи. [518]

Всегда обладавший большим чувством юмора, Черчилль и в живописи иногда позволял себе некоторые вольности. Вайолет Бонэм Картер вспоминала, как однажды они остановились в загородном доме и Уинстон решил зарисовать ничего из себя не представлявший, одноцветный и скучный местный пейзаж. Каково же было ее удивление, когда, посмотрев на картину своего друга, она обнаружила эффектно возвышающиеся горные гряды, непонятно откуда появившиеся позади унылой и плоской равнины. Тщетно она всматривалась в местный пейзаж, пытаясь найти хоть какие-то признаки горных массивов.

— Ну и что? — сказал Уинстон, заметив ее удивление. — Я же не мог оставить все таким же скучным и безжизненным. [519]

Не менее характерен и другой случай, произошедший в сентябре 1945 года во время отдыха на вилле Алексендера, где Черчилль восстанавливался после поражения на выборах 1945 года. Однажды вечером, когда хозяина не было дома, взгляд Уинстона упал на одну из висевших на стене картин. Она показалось ему тусклой и безжизненной. Недолго думая, он решил исправить этот недостаток, добавив немного ярких и светлых тонов. Картина была снята со стены, извлечена из рамы и отдана для экспериментов экс-премьеру. Дочь Уинстона Сара высказала сомнения в правомерности подобного обращения с чужой собственностью.

Она хотела остановить своего отца, но было уже поздно: «победоносно» схватив картину, он умчался в ванную комнату. На следующее утро откорректированный шедевр предстал перед гостями.

— Это было великолепно! — забыв про свое первоначальное недовольство, воскликнула Сара.

Картина была обратно вставлена в раму и помещена на прежнее место. [520]

Все эти «художественные проказы» нисколько не сказались на восприятии творчества Черчилля. Как бы не возражал автор, но остановить общественное признание было не в его силах. В 1950 году при содействии бизнесмена Джойса Клайда Холла [521] и Энтони Мойра двенадцать картин Черчилля (как и на прошлых выставках — анонимно) были представлены на воскресном бранче американской Ассоциации директоров искусствоведческих музеев. Аналогично предыдущим экспозициям, работы Уинстона привлекли к себе большое внимание среди профессионалов. Как заметил один из критиков:

— Анализируя эти картины, определенно можно сказать только одно — кто бы ни был их автор, он явно не художник по выходным.

Услышав положительные отзывы, Уинстон будет приятно удивлен, признавшись Саре:

— Похвала в отношении живописи обрадовала меня больше чем все, что говорили до этого про мою литературную и политическую деятельность. [522]