всего да, не откажутся. Но… должен сказать, что на Воронежский завод много кто уже косится: у Ильюшина, думаю, скоро своя транспортная машина появится, а ее-то где делать? Нет, я о другом: Ильюшин у товарища Сталина пользуется огромным авторитетом…

— Ну пользуется, но это не помешало ему уже две машины в производство не запустить.

— Три…

— Вот видите! А в военно-транспортной авиации те еще хищники сидят, любого сожрут и не заметят. Просто им заранее аппетит нагуливать не стоит, а вот когда машина уже на крыло встанет, мы ее им покажем — и все будут счастливы. Но это вообще не срочно, а раз уд мы встретились, я хочу другую машину предложить. Мы тут с товарищем Бериевым поговорили… в общем, можно с новыми двигателями Люльки изготовить летающую лодку…

— Только реактивных гидросамолетов…

— Бомбардировщик, с дальностью полета тысячи на четыре… сверхзвуковой. По прикидкам, со скоростью под две тысячи машина сможет донести пять тонн очень полезного груза, или даже больше. А чтобы ей далеко летать, то можно по морю баржи с керосином расставить…

— Так, Роберт Людвигович, вы опять со своими фантазиями! В какой стадии проект находится?

— В самой начальной. То есть эскизный проект готов, расчеты — по дальности, скорости, грузоподъемности проведены…

— Завтра же мне их на стол, я послезавтра с товарищем Сталиным встречаюсь, и разговор как раз о стратегах наших пойдет.

— Так у меня вовсе не стратег вырисовывается!

— Это без барж с керосином не стратег, а если по пути подлодки расставить… завтра с утра мне все материалы на стол!

— ВВС не поддержит…

— Зато у нас в СССР есть еще и ВМС. И если я с ними завтра днем успею поговорить…

В авиапроме царила эйфория, а настроения в общемаше были в целом довольно унылые. Пока что ни одно из разработанных в министерстве изделий на вооружение не принимались, а два дивизиона, время от времени устраивающие показательные пуски в Капустином Яру, лишь «доказывали», что ракеты армии не нужны. Жидкостные ракеты не нужны, и уж точно не нужны ракеты, заправляемые жидким кислородом. Товарищ Хруничев роздал живительные пинки работникам НИИ-88, после чего там — проигнорировав вопли Сергея Павловича о «недопустимости», Михаил Кузьмич принялся изобретать ракету, в которой окислителем должен был использоваться «меланж». И, надо сказать, определенных успехов ему удалось достичь очень быстро: все же тесная кооперация МАП и МОМ (изрядно поддерживаемая личной дружбой Шахурина и Хруничева) работе сильно помогла: для ракеты Янгель взял двигатель, разработанный в НИИ-1 МАП конструктором Исаевым. Вообще-то его Алексей Михайлович для Челомея разрабатывал, но раз коллегам он оказался впору, то почему бы им и не помочь?

А дружба — она иногда к довольно странным вещам приводит: спустя полгода ОКБ-2 Исаева перевели из НИИ-1 МАП в НИИ-88 МОМ. А когда Челомей поэтому поводу пришел к товарищу Шахурину ругаться, тот ответил:

— Владимир Николаевич, ну чего ты тут разорался? Ну, перевели Исаева в МОМ, но он-то все равно для тебя требуемого мотора сделать не успел. А теперь ты — с бумажкой за моей подписью конечно — можешь в любой момент зайти к товарищу Хруничеву и потребовать, чтобы Глушко для тебя двигатель разрабатывать стал. Королеву-то с Янгелем «чужой» двигателист не нужен, у них теперь свой есть…

— Так уж и не нужен… — пробурчал Владимир Николаевич.

— Пока не нужен, и если ты этим не воспользуешься…

— Спасибо, Алексей Иванович, я понял. Попробую воспользоваться… только у Валентна Петровича свои тараканы у голове водятся: нам с Мясищевым для «Бурана» нужны двигатели тонн на семьдесят, а Глушко сейчас свой прежний двигатель дорабатывает и на новый он отвлекаться явно не спешит.

— Ну, не все сразу, вам же тоже двигатель не к спеху.

— Почему это не к спеху?

— Потому что двигатель Бондарюка на земле всерьез испытать никак не выйдет. Есть решение НТС сначала сделать небольшую испытательную машину, которая его двигатель куда надо поднимет и как нужно разгонит — а для этого килотонны тяги тебе не потребуются. Сможешь относительно быстро ускоритель для испытательного изделия изготовить?

— Быстро — это как?

— Есть предложение провести начальные испытания летом, а вот в каком году — сам решай. У Бондарюка испытательный аппарат вроде этим летом уже ожидается. Он говорит, что для испытаний машина у него получается примерно тонн двадцать весом, а детали ты у него сам уточни. Уточнишь, принесешь мне сметы, список необходимых смежников… да что я тебя учу, ты и сам все прекрасно знаешь…

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. В Реутове ускоритель для испытаний двигателя товарища Бондарюка изготовили в конце сентября, а у Михаила Макаровича тестовая ракета была окончательно изготовлена лишь в конце ноября: все же конструирование двигателей и разработка летательных аппаратов — занятия совершенно разные. Так что пришлось поработать и инженерам Мясищева, и инженерам Челомея, специалистам из ЦИАМа и ВИАМа — ну а когда все было доделано, а КапЯре наступила суровая зима. Вообще-то зима военным не помеха, но изделие-то испытывали люди гражданские, а им комфорт нужен. Не для того, чтобы сидеть с сигарой у камина, попивая какой-нибудь херес или портвейн, а для того, чтобы многочисленная аппаратура, измеряющая разные параметры испытаний, нормально работать могла. А те, кто эту аппаратуру разрабатывали, почему-то не предполагали, что ей придется работать при сорокаградусном морозе в пургу…

Приемлемые условия на полигоне настали во второй половине апреля — и на КапЯре началось настоящее столпотворение. Первыми туда примчались ракетчики из НИИ-88, примчались, чтобы испытывать свою новую ракету, которую как они надеялись, армия уже не отвергнет. И в своих ожиданиях они не обманулись: по крайней мере военные товарищи подлипкинских конструкторов сразу не послали в очень далекое и довольно необыкновенное путешествие. Из трех пусков два прошли относительно успешно (а при первом ракета вообще меньше чем в километре от старта упала), и инженерам Королева и Янгеля было указано лишь на «недостаточную точность»: у второй ракеты был недолет в сорок километров, у третьей — всего двадцать.

Но вот к испытаниям ОКБ Челомея военные — хотя из собственно на испытания и не допустили — отнеслись с особым интересом. Просто потому, что десятитонная королевская ракета готовилась к пуску больше часа, а сборка из «ускорителя» Челомея с двадцатидвухтонным «испытательным аппаратом» — всего три с половиной часа. Из которых три часа двадцать минут инженеры