— Пытался терроризировать нас обоих, не так ли? Хорошо еще, что у тебя оказался твердый характер.

— Сначала это было странно, — призналась Джина. — Вся ее одежда в гардеробе, все щетки на столе, все так, как было, когда она была жива. Но моя гувернантка не придала значения тому факту, что к вещам твоей матери не прикасались целое десятилетие. Она начала складывать и убирать всю одежду. В кармане одного из платьев я обнаружила маленькую книжку. Дневник.

Кэм поглаживал шею жены, но тут замер.

— Она пишет о тебе совсем маленьком, и у меня создалось впечатление, что в Англии, Шотландии или Уэльсе никогда еще не появлялся на свет лучший ребенок. Она каждый вечер пела тебе на ночь. Даже когда были гости, она ускользала в детскую.

Его рука снова начала движение, но Джина понимала, что-Кэм внимательно слушает.

— У тебя были огромные черные глаза и пухлая нижняя губа. У тебя для нее была особая улыбка, а твой первый зуб вырос здесь. — Джина показала, он лизнул ее палец, и она положила его себе в рот. — Ты очень вкусный, хотя давно уже не младенец.

— Зачем ты оделась? — простонал Кэм.

— Я не отваживаюсь сказать, как она тебя называла, — с преувеличенной скромностью произнесла Джина. — Боюсь, это покажется тебе унизительным.

Кэм лениво поглаживал ей бедро.

— Попробуй и узнаешь. — Он поцеловал ее глаза.

— Лютик! — полувскрикнула-полувздохнула она. Его большой палец делал… что-то. — Твоя мать любила тебя больше всего на свете, — успела она сказать до того, как напрочь забыла, о чем говорит.

Она приподнялась, чтобы притянуть Кэма к себе для поцелуя, но добилась того, что он всей тяжестью рухнул на нее, окончательно лишив способности думать. Поэтому Джина быстро произнесла:

— Твоя мать была с тобой в этих темных комнатах. Она сидела рядом с тобой и плакала, потому что не могла защитить своего маленького Лютика. — При этой мысли у Джины выступили слезы.

— Надеюсь, теперь ее опекунство закончилось, — послышался в темноте язвительный голос. — Сейчас я бы предпочел, чтобы мы с тобой остались наедине.

— Ах, ты…

Он скользнул внутрь, словно был рожден для того, чтобы унять дрожь ее напряженных бедер. Она крепко держала его, стараясь попасть в ритм, который был раньше, и на этот раз у нее это получилось быстрее. «Я учусь», — подумала Джина. Затем Кэм сделал что-то другое, поднял ее ноги, которыми она почти бессознательно обхватила его талию и…

Он не перевернулся, не положил ее на себя. Он слишком устал, она слишком много забрала у него, его восхитительная жена. Он просто лег рядом, оставив свою руку под ее грудью.

— Ну и какого цвета были у меня волосы при рождении? — спросил он, когда сердце обрело нормальный ритм.

— Что?

Кэм улыбнулся. Он доставлял удовольствие многим женщинам, но ему не встречалась еще настолько страстная, как его чопорная и правильная герцогиня.

Он скользнул губами по ее щеке. У нее великолепные скулы. Абсолютная темнота пробудила в нем скульптора, он чувствовал ее тело, горя желанием взяться за глину, и резец.

— Моя мать не упоминала, были ли у меня волосы, когда я родился?

— Конечно, были, — ответила Джина. — Прелестные черные завитки.

Он снова улыбнулся:

— Надеюсь, ты не из тех, кто сразу засыпает, получив удовольствие?

Она громко зевнула, похоже, считая, что ответила на вопрос. Но Кэм чувствовал себя так, словно его тело превратилось в одну большую улыбку. Подхватив жену, он зашагал к бассейну и остановился, потому что не хотел сломать ногу. Он был доволен, когда обнаружил, что находится там, где начинаются ступени.

— Кэм, что ты делаешь? — Она терлась лицом о его шею.

Он уже стоял по колено в воде.

— Бросаю тебя, — весело сказал он.

Джина вскрикнула, упав в бассейн, и он подумал, что для этого нет оснований. Трубы, подающие горячую воду, работали прекрасно. То-то еще будет, когда он бросит ее в Средиземное море в декабре. Вот там вода действительно ледяная!

Она с криком вынырнула и, прежде чем он успел сообразить, предприняла контратаку.

— Не могу поверить, что ты это сделала, — вымолвил Кэм, задыхаясь и смеясь.

Он имел преимущество благодаря сверхъестественному ночному видению, но она была настолько тонкой и скользкой, что, казалось, просто просачивалась сквозь пальцы. И атаковала без предупреждения.

— Нет, не смей! — кричал он, со смехом отражая нападения, которые могли иметь серьезные последствия. Наконец он прижал жену к себе и поцеловал. — Ты же не хочешь подвергнуть опасности наших будущих маленьких лютиков, не так ли?

Джине понадобилось мгновение, чтобы вспомнить о лютиках, о нем, о себе. Но Кэм снова припал к ее рту.

Второй раз Финкботл застал герцогиню в страстных объятиях герцога и, до того как отвернуться, увидел изящную спину женщины и руку герцога на ее бедре. Финеас молча поставил лампу и выскользнул за дверь. Он не мог позволить свидетелям увидеть герцогиню обнаженной, но в его сердце шевельнулось некое злорадство. Он, Финеас Финкботл, все-таки остановил развод.

— Извините, — сказал он пожилым дамам, которых привел к бассейну. — Весьма сожалею, однако сейчас не время для осмотра этих помещений.

— Почему нет? — проскрипела миссис Флокхарт. — Что нас останавливает?

Финеас чуть не закричал, но тут же расправил плечи. Он волевой человек, который доводит начатое до конца.

— Я увидел крысу, — решительно произнес он. — Не думаю, что вам это доставит удовольствие.

Миссис Флокхарт вслух сказала то, о чем подумали остальные:

— Хорошо! Я полагаю, леди Троубридж, бедняжка, придет в ужас, когда узнает, что делит свой бассейн с крысами! Она так нас убеждала, что бассейн полезен для здоровья, — хихикнула миссис Флокхарт.

— Знаешь, что мне особенно нравится в твоих глазах? — спросила Джина. — Твои черные ресницы, а сейчас они еще и острые от воды. Я хотела бы иметь такие же.

— Мне твои ресницы нравятся такими, какие они есть. Они… — Кэм умолк. — Черт побери, я виду твои ресницы.

Она повернула голову и посмотрела на лестницу.

— Надо же, — сказал он. — Кто-то приходил и оставил нам лампу. Какие заботливые и любезные, не хотели нам мешать.

Джина потупилась, чувствуя, что краснеет с головы до ног. — Я должна одеться.

— Да, полагаю, дверь уже не заперта.

Он понес ее по воде к лестнице, затем позволил соскользнуть на пол. Она довольно улыбнулась, словно кошка, полакомившаяся сметаной.

— По-моему, тебя не так уж напугала темнота.