— Вначале пойдем в Род-Таун, — сообщил Джордан. — Расскажем обо всем Грендону. А уж потом поплывем в Вашингтон. Если она собирается бежать, то ей понадобится средство передвижения, на котором она могла бы бежать!

Все закивали.

— Вы знаете, что она будет злиться, — добавил Джордан с серьезным выражением лица, но не выдержал и рассмеялся. — Вот уж она нас поболтает с раины на киль![4]

Прошел всего час заключения на борту «Конкорда», но Алексис этот час показался вечностью. Она смахнула ладонью остатки слез и обвела глазами каюту. Большую часть ее занимала кровать. Между кроватью и боковой стеной втиснулись туалетный столик и комод. К счастью, в каюте был иллюминатор, и именно он привлек внимание Алексис прежде всего. Она попыталась открыть его, но тщетно. После нескольких минут упорной работы, подкрепленной яростью и отчаянием, ей удалось распахнуть иллюминатор, но, увы, даже для ее стройного тела отверстие оказалось маловато. Прежде чем закрыть окошко в мир, Алексис глубоко вдохнула солоноватый морской воздух. Усевшись с размаху на кровать, она уставилась взглядом в стену. Как выбраться отсюда? Через иллюминатор? Но если даже она как-то сумеет протиснуться в него, сделать это в ближайшее время все равно не удастся. Придется терпеть до Вашингтона. Надежды на то, что она сможет добраться до берега вплавь, не было, как и другой надежды — что ее подберет проходящий корабль.

Итак, придется сидеть и ждать. Алексис не могла понять, почему Президент выбрал такой изуверский способ добиться встречи с нею. Арестовать ее! Обвинения были просто абсурдны! Не могли же они быть такими глупцами! Она бы помогла им сама. Еще немного, и она бы предложила им…

Алексис вскинула голову, услышав, что снаружи поднимают засов.

— Никого не желаю видеть, — крикнула она.

По-видимому, ее слова не произвели на того, кто стоял за дверью, никакого впечатления. Торопливо отвернувшись, Алексис насухо вытерла мокрое от слез лицо. Ей не хотелось, чтобы вошедший, кем бы он ни был, увидел свидетельства ее отчаяния.

— У вас нет выбора, капитан Денти, — ответил знакомый голос.

Клод вошел и закрыл за собой дверь.

— И вам нечего опасаться. За дверью стоит часовой.

— Я не боюсь вас. — Алексис спрятала за спину руки. Она ничего не могла с собой поделать: пальцы ее дрожали, сердце сковывал страх, природу которого она не могла понять. И все же источником этого страха мог быть только он — высокий и статный мужчина, заполнивший собой почти все свободное пространство маленькой каюты.

Клод ничего не сказал по поводу припухших век и покрасневших глаз пленницы, делая вид, что не замечает того, что он сделал с ней; а если и замечает, то не считает ее слезы достойными внимания. Он не мог отвести взгляд от ее наряда. Сейчас он искренне желал, чтобы на ней было что-то построже. В этом платье она казалась такой ранимой, такой хрупкой. Но вот Алексис справилась с собой, взглянула ему в глаза — и сразу перестала казаться жалкой. Она более не была беспомощным созданием. Ее золотые глаза напомнили Клоду о том, что перед ним была женщина, которую он хотел, но не мог иметь. Когда Клод заговорил, голос его был полон горечи.

— Есть вещи, которые нам надо прояснить с самого, начала, капитан Денти. Гарри сказал, что вы не стали разговаривать ни с ним, ни с Джоном. Я бы не хотел, чтобы вы относились к ним как к мерзавцам. Они уважают вас, и, презирая их, вы заставляете их страдать.

Алексис вскочила с кровати. Подбоченясь, расставив для устойчивости ноги, она тряхнула головой и решительно вздернула подбородок.

— Что ж, капитан Клод. Давайте расставим все точки. Я впервые слышу, чтобы от пленника требовали любезного отношения к своим тюремщикам. И я отказываюсь брать на себя вину за их оскорбленные чувства. Не я, они сами покрыли себя позором! Я не принуждала их делать гнусности!

Клод ничего не сказал. Собственно, и говорить тут было не о чем.

Алексис спокойно прошла мимо Клода к мешку с одеждой и принялась разбирать вещи. Заметив замешательство Танкера, она засмеялась.

— Вы можете сесть на кровать, капитан Клод. Апартаменты, которые вы предоставляете пленникам, не рассчитаны на прием посетителей.

Клод тут же безмятежно растянулся на кровати, закинув руки за голову. Он не замечал или не хотел замечать того, что Алексис готова была броситься на него с кулаками за ту бесцеремонность, с которой он распоряжался в ее каюте.

— Быть может, эти апартаменты и невелики, зато надежно охраняются.

— Вам виднее, — с насмешкой откликнулась Алексис. — Скажите, капитан, почему вы не дали мне взять Траверса? Вы же знали, что я почти у цели. Вы могли бы подождать и захватить меня после.

— Траверс мог вас убить, — не меняя интонации, ответил Клод.

— Риск — дело благородное, к тому же рисковала я, а не вы.

— Вот именно. Я не мог рисковать: командование приказало мне доставить вас в Вашингтон живой.

Алексис предпочла не отвечать, продолжая разбирать вещи. Глядя на нее, Клод не мог оставаться равнодушным к непринужденной грациозности ее движений, красоте ее тела… Вот она достала пару бежевых брюк, разгладила их и, аккуратно сложив, убрала в выдвижной ящик комода. Затем достала рубашку и точно так же аккуратно сложила ее. Он не мог оторвать взгляда от этих рук, ласкающих материал, тех самых рук, что некогда ласкали его обнаженную плоть.

— Я скучал по тебе, Алекс, — внезапно сказал он и тут же пожалел об этом.

Она мгновенно отреагировала на его слова, хотя и не произнесла ни слова. Алексис замерла, словно застыла на мгновение, уставившись в мешок. Секундное замешательство — и она продолжила свою работу как ни в чем не бывало.

Но Клод льстил себе, думая, что именно его слова послужили причиной внезапной перемены, происшедшей с Алексис. В тот самый момент, когда прозвучало его признание, рука ее коснулась холодного металла. Алексис едва не рассмеялась. Ох уж этот Пич! Мысленно она поблагодарила его за этот подарок, за его попытку помочь ей. Незаметно Алексис опустила нож в высокий ботинок, затем как ни в чем не бывало достала ботинки из мешка и поставила у кровати. Только после этого она вспомнила о сказанном Клодом и украдкой бросила взгляд в его сторону. Судя по всему, он уже жалел о своей откровенности. Медленно Алексис повернулась лицом к Таннеру, чувствовавшему себя на ее постели так легко, так естественно. Он мало изменился за два года. Густые, медно-рыжие волосы стали чуть длиннее и вились на концах. Под темно-синим форменным кителем и белыми брюками проступали бугры мышц. Она помнила его тело на ощупь, знала, каким жарким оно могло быть. Рубашка, открытая у ворота, позволяла видеть, как пульсирует у него жилка на шее. Внезапно Алексис заметила, как участился его пульс. Вот он замер — перестал дышать. Его зеленые глаза притягивали ее все ближе. Она теряла волю к борьбе. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать или, может быть, поцеловать ее.