Кто-то ломится в дверь, пиная по ней, никак не догадываясь, что она открывается в сторону коридора. И стреляет сквозь дверь.

Я выворачиваю автомат в сторону двери, я валюсь вместе с автоматом на пол, ничего не понимая, ни о чём не думая, просто стреляя по дверям, за которыми…

Двери дёргает, летят щепки. По ним стреляют с обеих сторон, мы и кто-то с той стороны. Совершенно глухой, я чувствую теменем, как звучит автомат над моей головой, Санькин автомат.

Одна из створок изуродованной двери открывается, и зависает на изуродованных пружинах в полуоткрытом состоянии…

«Сейчас гранату бросят! Сейчас к нам бросят гранату!»

Вывернувшись из-под Саниного автомата, ни на мгновенье не переставая стрелять, я бегу вдоль стены к дверям, у дверей хватаю себя за карман разгрузки, где должна лежать граната, но ее там нет, нет ее там, нет…

Я пинаю дверь, по наитию поворачивая налево, а не направо. Если стрелявший в дверь стоит справа, он сейчас выстрелит мне в спину. Он стоит слева, с гранатой в руке. Если он, человек с черной бородой, вскидывающий в мою сторону автомат левой рукой, уже выдернул кольцо гранаты, которую зажал в правой, она сейчас взорвётся. Я стреляю ему в живот, заполняя живое человеческое тело свинчаткой. Он падает, я вижу в комьях грязи берцы, их подошвы, и гранату покатившуюся по коридору, и еще одного бородатого человека, выпрыгивающего из соседней комнаты.

Делаю шаг назад, и то место, где я только что стоял, простреливается, изничтожается.

Щёлкает спусковой механизм, - рожок моего автомата пуст.

Я слышу шаги, он идёт к нам, стреляя. Бежит к нам. Отсоединяю рожок, он падает на пол, подпрыгивая. Тянусь к запасным рожкам, - они в заднем кармане разгрузки, тянусь и знаю, что не успею, что сейчас человек вбежит и всё прекратится.

Саня, суетным, шальным движением кидает гранату в коридор, - так поправляют поленья в печке, боясь обжечься.

Человек, бегущий к нам, на долю секунды появляется в проёме дверей, поворачивая автомат в нашу сторону, на Саню, на меня, истошно нажимающего на безжизненный, холостой, вялый спусковой крючок автомата. За спиной пытающегося убить нас, с жутким звуком, похожим на скрип открываемой двери, взрывается граната, и его бросает вперёд, он исчезает, наверное, уже мёртвый, с разорванной, разодранной спиной.

Тяжёлый дух взрыва касается лица. Я живой.

Я сижу, - неосознанно присел, когда понял, что не успеваю присоединить рожки, - колени дали слабину. Быть может, это меня спасло, - кажется, бежавший к нам успел засадить в комнату очередь, но она прошла над моей головой. И над Саниной, - оборачиваясь, я вижу, что он тоже сидит на корточках.

Поднимаю свои рожки, два, перевязанные синей изолентой, и вижу, что один из них полон. Не нужно было бросать рожки, - надо было всего лишь перевернуть их. Меня могли убить из-за этой глупой ошибки. И Скворца…

- Саня, надо уходить, - говорю я, и встаю.

- Погоди… - Саня бежит к парню, лежащему в углу.

Я выглядываю в коридор. В школе слышна пальба, но неясно внутри здания идёт бойня, или ещё нет. Откуда взялись эти, убитые нами, люди? Не вдвоём же они пробрались…

- Саня! - кричу я. - Ну что там? Что с ним?

Саня теребит лежащего, трогает его шею, веки.

- Пойдём! Мы вернёмся! - я не уверен в том, что говорю правду. - Саня!

Скворец нехотя встаёт, хватает с пола тряпьё, кидает на лежащего, прикрывает его.

- Только до почивальни добежим и вернёмся! - обещаю я.

- Ты налево, я направо, - говорю в коридоре.

Ощетинившись стволами в разные стороны, бежим по коридору. В голове дурно ухает. Саня крутит башкой, я тупо смотрю в комнаты, расположенные справа. Где-то здесь был Монах с напарником, ещё несколько ребят было в другой стороне коридора. За поворотом коридора - «почивальня».

«Надо было запросить по рации „почивальню“… а то прибежим сейчас…»

«Вроде, здесь Монах», - думаю, чуть приостанавливаясь у закрытых дверей.

- Егор! - кричит Саня, увидев что-то.

Неведомым органом, быть может, затылочной костью догадываясь о том, что нужно сделать. Делая дурные прыжки, мы мчим к повороту коридора, запинаемся друг о друга, падаем, рискуя сломать ноги, но уже за поворотом. Вслед нам стреляют с другого конца коридора длинными очередями.

- Монах! - ору.

Не рискуя высунуться, и боясь стрелять, - вдруг из комнаты выбегут в коридор свои, - кричу:

- Монах! Чеченцы в коридоре! Монах! Серёга!

Выдёргиваю из кармашка рацию, приближаю ее к губам, но не помню позывного Монаха.

- Монах! - кричу я в рацию, - Всем, кто меня слышит! В школе чеченцы! На втором этаже!

Саня показывает мне гранату, молча вопрошая: «кинуть»?

Киваю головой, не в состоянии ничего решить, быть может, руководимый только ужасом.

Саня с силой кидает гранату, мы слышим, как она падает и тут же взрывается. Кажется, кто-то кричит.

…Да, кричит. После взрыва слышен крик.

- Чеченец! - говорит Саня.

Крик раненого перемежается не русскими словами.

Слышу по рации несколько голосов. Не могу разобрать, - Семёныч, Столяр, Монах, все говорят одновременно. Но уже хорошо, что говорят, значит, мы с Саней не одни, в школе ещё кто-то есть.

Саня кидает ещё гранату в коридор.

- Монах, ты жив? - кричу я в рацию.

- Коридор свободный? - неожиданно ясно и близко раздаётся его голос в динамике.

Не глядя, даю очередь в коридор, высовываюсь, никого не вижу.

- Выходите! - говорю.

Почти сразу же вылетают из-за угла, сшибая нас, Монах и ещё один парень.

Вслед им стреляют, и парень бежавший за Монахом, выворачивает криво, и падает на пол лицом вниз. Я сразу вижу его раздырявленную в нескольких местах спину.

- Скворец! Будь здесь! - приказываю я, чувствуя дикую, непоправимую вину, что я всё делаю не так, что из-за меня гибнут пацаны, что я всё перепутал.

Мы хватаем раненого под руки и тащим его с Монахом к «почивальне».

Слышно как кто-то дурным голосом орёт в рацию:

- Пацаны, сдаёмся! Пацаны, сдавайтесь! Это я… Я скажу, скажу! Ай, бля, не надо! Идите, суки, на…

«Кого-то взяли в плен!» - понимаю я, и всё моё нутро дрожит и ноет, тщедушная моя душа готова сойти на нет, стать пылью…

Навстречу нам бегут из разных комнат Семёныч, Столяр, ещё кто-то.

- Там! - показываю на сидящего у стены, возле поворота коридора, Скворца.

Мы оставляем раненого у «почивальни», кто-то присаживается возле него, разрывая медицинский пакет.