меня знала, что это правда. Война, куда бы она ни пошла, была жизнью. Хорошая и почетная, которую большинство парней придерживалось до выхода на пенсию. Лучшего места в армии не было. Для Джека и Билла это было непреложной истиной.

Но в итоге я не стал продлевать службу. Я ухожу. Это было зимой 2010 года. Мне было двадцать шесть лет, и в тот день я почувствовал две вещи: один великий мир закрылся, и другой мир внезапно распахнулся настежь.

В последний день я вышел из офиса, забрался в машину и поехал домой обычным путем, секретной тропкой через лес. Я не хотел никого видеть. Я вошел в свою квартиру и сел на диван с выключенным телевизором, а в гостиной стало тише, чем когда-либо. И тут меня осенило: это правда. Меня не было. Все эти вопросы начали крутиться в моей голове. Что я буду делать с остальной частью моей жизни? Моя цель всегда была в армии. Это определило меня. Что теперь?

* * *

Переход на гражданку — сложное решение для солдата. Это страшно. Это как идти к краю обрыва и думать, что там внизу и сработает ли твой парашют. Многие ребята избегают неопределенности перемен, записываясь на военную службу снова и снова вплоть до выхода на пенсию. Некоторые солдаты находят утешение в стабильности и постоянном следовании распорядку дня. Другие выходят только для того, чтобы понять, что они не принадлежат реальному миру, и поэтому повторно вербуются. Есть и те, кто борется с суровыми реалиями мира, который их не понимает, сражаются в новой внутренней битве, чтобы выяснить свое место и цель, пока не одержат победу. Общественность не может осознать реалии войны, не говоря уже об одиночестве, с которым сталкиваются солдаты, когда они на службе, независимо от того, участвуют в ежедневных боях или нет.

Для меня не было прямой связи между приходом с войны, уходом из части и тем, что было потом. Это было грязно, и я не испытал ни какого-то одного большого откровения или момента озарения, когда я переходил от одной вещи к другой или смотрел в зеркало и точно знал, что я собираюсь делать. Потребовалось много времени, чтобы во всем разобраться, и если можно описать следующий год одним словом — то это слово „тревожность“.

В качестве переходного периода я переехал в Вашингтон, округ Колумбия, где подразделение устроило меня на работу по контракту в организацию специальных операций, работающую с различными спецслужбами по борьбе с терроризмом. Я носил костюм и галстук каждый день, и это приносило неплохую шестизначную зарплату. Я сидел за большим круглым столом в охраняемой комнате и руководил командой пиджаков. Наша работа была более стратегической, например, информировать другие разведывательные и правоохранительные органы о том, как службы спецопераций ведут свой бизнес, и убеждать высокопоставленных лиц, занимающих высоких государственных мужей, не имеющих ни малейшего понятия о терроризме, что война все еще продолжается. Было много рукопожатий, похлопываний друг друга по плечу, скажем, для отличной видеоконференции или встречи с федеральным агентством X, где ничего не было достигнуто. Я в основном имел дело с бюрократией, которая и является смыслом и сутью Вашингтона.

Когда я не был на совещаниях, я сидел за столом и смотрел, как в почте накапливаются письма. Поражало, что многие из них вообще ничего не говорили или просто уведомляли о назначении новых встреч.

Это было шоком для меня. В „Коробке“ времени не существовало. Оно расплывалось, потому что всегда что-то происходило, влекло вас в ту или иную сторону. Мы не просто говорили, мы делали. Теперь я чувствовал каждую минуту дня. Как будто в моей голове была секундная стрелка, которая громко тикала, чтобы напомнить мне, как медленно идет время. Я начал чувствовать, что мне нужно найти что-то, что заставило бы мое сердце снова биться.

В те первые недели я мало спал. Я пришел домой, лег на кровать и уставился в потолок. В моей новой квартире еще не скопилось много вещей — только кровать, немного мебели, компьютер и сумки с одеждой. На стенах ничего. Тут мог жить кто угодно, как в гостинице, просто прохожий, не собирающийся остаться.

* * *

Как-то мама приехала в город, проведать, как у меня дела. Мы почти не разговаривали с тех пор, как я покинул подразделение и начал новую жизнь в округе Колумбия. Она хотела наверстать упущенное, я тоже с нетерпением ждал этого. Но той ночью, я столкнулся с полным беспорядком.

Слезы текли по ее лицу, когда она сидела на диване.

— Почему ты мне не сказал? — спросила она.

— Что ты имеешь в виду? В чем дело?

— Обо всех этих медалях и наградах.

Она указала на картонную коробку на полу. Она была заполнена кучей военных наград, которые я получил за эти годы. Обычно я прятал коробку в шкафу, за исключением тех случаев, когда мне хотелось вспомнить что-нибудь из тех дней. В последнее время я много вытаскивал коробку.

— Ты заслужил Бронзовую Звезду, — сказала она, взяв орденскую книжку с колодкой.

— Да, и что?

Она повертела ее в руках, а потом просто уставилась на нее.

— Здесь написано, что ты несешь прямую ответственность за, возможно, самый сокрушительный удар по врагу с момента начала повстанческого движения в 2003 году.

Я кивнул.

Она плакала, но за слезами проступало выражение гордости на ее лице. Как будто все эти годы она знала глубоко внутри, что я делаю что-то важное, но никогда не знала наверняка до сих пор.

Это подтверждало гордость, которую она хранила в вере. Это было для нее доказательством после стольких лет размышлений о том, где я был.

— Почему ты мне этого не сказал?

— Я не думал, что это имеет большое значение.

Она покачала головой и вытерла слезу рукавом.

— Это всего лишь бумага, — сказал я. — Воспоминания для меня дороже.

— Это гораздо больше, чем бумага, — сказала она. — Разве ты этого не видишь?

Я не видел.

— Это — твоя жизнь, — сказала она.

Да. И это убивало меня.

* * *

Я старалась не думать о „Коробке“. Я пытался успокоить демонов экранов, которые продолжали твердить: „Возвращайся, ты все еще нужен там“. Я выходил ночью в поисках чего-нибудь еще, чего угодно, чтобы почувствовать себя живым. Во-первых, это означало сесть в машину и гнать в никуда по кольцевому шоссе 495, опоясывающему Вашингтон. Мне нравилось ездить в одиночестве поздно ночью по длинным участкам автострады, петляя в пробках и выезжая из них,