базу в столице, завтра ловишь парня, который делает самодельные взрывные устройства для подрыва автоколонн. А еще мы разбили дрон.

Я работал с группой, которая прибыла в страну, чтобы оказать местную поддержку угандийской армии[29], сражающейся с «аш-Шабааб». Беспилотник упал посреди ночи во время разведывательной миссии. Мы беспокоились, что он пропадет? А потом появится на черном рынке и возможно будет использован против нас.

Это был один из ручных дронов типа «Пума», стоивший около сотни штук. Сначала GPS-локатор пинговал, но потом быстро отключился. Он мог быть где угодно.

Группе, управлявшей им, по закону не разрешалось покидать аэропорт, поэтому мы взяли группу угандийских солдат, работающих с нами, экипировались и отправились проверить последнее обнаруженное нами место обнаружения беспилотника.

Мы пробрались через заднюю часть аэропорта. На улицах стояла гробовая тишина, только песок и грязь хрустели под ногами. Мы были в полной экипировке: бронежилеты, пистолет-пулеметы MP5 с тактическими фонариками высматривают тени в поисках движения. Улицы представляли собой смесь разваливающихся лачуг и зданий, изрешеченных пулями или взорванных во время войны. Такая ситуация могла быстро пойти наперекосяк.

Запуск беспилотника RQ-20 «Пума»

Когда мы добрались до места пинга, примерно в четверти мили, там ничего не было: беспилотник исчез.

Но через несколько минут угандийцы нашли трех засидевшихся местных жителей, которые видели, что произошло. Они указывали на небо, изображали падающую птицу и махали рукой по улице, в сторону моря.

— Менты забирать птица, — сказал старший. Теперь они могут быть где угодно.

Мы отступили на базу, но в конце концов получили наводку из другого источника — беспилотник был передан сомалийскому генералу национальной разведки. Вы могли бы подумать, что это будет хорошей новостью для нас, но это не так.

Когда на следующий день мы вошли в его резиденцию в центре Могадишо в светлое время суток, в воздухе определенно витало ощущение, что мы не в своей тарелке. Сомалийские солдаты глазели с выступов стены, когда я и еще один парень из аэропорта вошли внутрь. Они редко видели прогуливающихся американцев.

Генерал встретил нас в конце большого каменного двора и провел в свой кабинет. Это был толстяк с седыми усами и прядью волос на подбородке. Он носил очки и яркие золотые часы.

— Так вы о чем вы, мужики, пришли поговорить? О каком-то устройстве, упавшем с неба? — сказал он, откидываясь на спинку деревянного стула, приятно обдувая лицо веером. — Я не уверен, что понимаю, о чем вы.

И правда, к чему любезности.

— Дрон, который разбился и в конце концов был подобран вашими людьми. Мы знаем, что он у вас, — ответил я, не желая терять время. В Могадишо никогда не стоило оставаться в одном месте слишком долго. Слухи о вашем присутствии быстро распространяются и очень скоро вы обнаруживаете, что живете в пустыне, и ждете, что вас продадут тому, кто больше заплатит.

— Ах, это, — сказал он, как будто точно не знал, зачем мы здесь. — Я получил множество звонков от разных групп, говорящих нам, что это их.

— Разные группы?

Ясно, что он лгал. Он откинулся назад и наблюдал за нашим замешательством.

— Как я могу поверить, что это ваше?

Я нарисовал схему на листе бумаги, лежавшем у него на столе.

— Возможно, сейчас он разломан на несколько частей, не так ли? Вы не можете включить его, не так ли?

Генерал посмотрел на своего заместителя в углу комнаты, потом снова посмотрел на нас, улыбнулся.

— Я до сих пор не решил, верю ли я, что это твое. А даже если бы и поверил, у нас его нет.

Сомалийцы были экспертами в этой игре. Но у меня было кое-что в рукаве.

— Генерал, не могли бы вы выйти со мной на улицу на секунду?

Он и его заместитель посмотрели на меня скептически, но затем встали и последовали за мной во двор.

Когда мы вошли во двор, переводчик не понадобился. Я обратил его внимание на небо.

— Теперь ты мне веришь? — сказал я, указывая на точно такую же «Пуму», кружившую над головой. Я попросил группу еще в аэропорту совершить облет с их подкреплением.

Я никогда не забуду выражение лица генерала. Он мог бы тут же упасть замертво, глаза на лоб полезли от возбуждения. Это было бесценно, когда он и его заместитель наблюдали, как беспилотник скользит прямо над нами, примерно в полутораста метрах. Он был в благоговении, как будто магический трюк только что изменил то, что он считал правдой в мире.

Я сообщил группе, что они могут вернуть резервный дрон в аэропорт. Когда он исчез, генерал пригласил нас обратно внутрь. Мы выиграли. Он сказал нам, что разбитый дрон у него. Он был здесь же в отдельном кабинете, весь до последнего обломка.

Но у генерала была еще одна карта.

Он наклонился вперед и посмотрел мне прямо в глаза.

— Мы должны наградить местных жителей Сомали, которые его нашли, — сказал он.

— Конечно, конечно, — сказали мы, внутренне посмеиваясь над этим предложением. Очевидно, он имел в виду себя. — Сколько, по вашему мнению, уместно, генерал?

Я мог видеть, как губы генерала изогнулись вверх, его глаза мигали знаками доллара, как мультипликационный персонаж, думающий о горшочке с золотом.

— Пять тысяч долларов США, — быстро ответил он.

— Мы готовы дать вам сегодня только тысячу, — ответили мы.

— Хорошо, — сказал он, не моргая.

Мы получили с базы 1000 долларов стодолларовыми купюрами и отдали ему в коричневом бумажном пакете — копейки, учитывая стоимость дрона.

Не все было так захватывающе. Как правило, вообще не было.

Я пробыл в Сомали три месяца и все это время думал, что пребывание там удовлетворит мое желание вернуться в бой и снова заставит мое сердце биться. Но этого не произошло.

Раньше, когда я отсутствовал, я никогда особо не думал о доме. Это была просто миссия круглосуточно. Но в Сомали все было не так. Тогда я все больше и больше разговаривал с Джойс. Часами я сидел на своей кровати с открытым компьютером и передо мной вставало ее расплывчатое изображение на экране скайпа.

Всегда было за полночь, кондиционер урчал в окне грузового контейнера. Мы говорили в основном о том, чем она занималась, избегая разговоров о войне, которая шла в сотне ярдов за стеной. И она не сильно на меня давила — до одной ночи.

— Я этого не понимаю, — сказала она.

Она подошла ближе к экрану, чтобы я мог ясно видеть ее карие глаза. Они выглядели