— Но по случаю дня рождения обоих вас прощаю. С шустриком своим разберись сам, и чтобы он мне на глаза больше не попадался.

— Я понял, — прохрипел Волкодав.

Злоба душила его, дикая злоба. Только не на Козыря, конечно, — потому что Козырь всегда прав, Козырь кода-то вытащил из говна его — обычного воронежского гопника, безмозглого щенка, вытащил и сделал тем, кто он есть… Волкодавом. И злился сейчас Волкодав только на себя, а еще на своего наблюдателя, упустившего москвичей. Пусть шеф по доброте душевной помиловал этого придурка, Волкодав миловать его не собирался. Вот только не мог придумать ему подходящей лютой кары…

— Умный ищет москвичей, а на тебе, Волкодав, сегодня вся охрана. Не обосрись на этот раз. Я решил не отменять стол. — Козырь выпрямился, положил на стол тяжелые кулаки. — Праздник будет. И все, как планировалось. Иначе эти пидоры московские решат, что мы зассали.

— Верно, — кивнул Умный. — Стратегически это правильное решение.

— А ты приволоки их мне сюда часикам к восьми, — глянул на него Козырь. — Это будет еще правильнее. И повеселимся заодно душевно.

— Конечно-конечно… Но я вот что еще подумал, Козырь, — Умный приподнял брови и задумчиво почесал подбородок. — Война началась, это факт… Пусть даже мы москвичам сегодня кишки выпустим — так ведь на этом не закончится… Ни в восемь часов, ни в девять, верно?

— И что?

— Я думаю, надо вперед смотреть. Рассчитывать ходы. К примеру, захочет Дядя-Каравай выслать к нам завтра новую бригаду…

— Пусть высылает, встретим, — перебил его Волкодав, сжимая кулаки.

— Неправильно, — сказал Умный. — Надо им там, в Москве, паяльник в жопу воткнуть. Создать им там проблемы, разорить бизнес, трупов навалять…

— Па-а-я-яльник, — передразнил Козырь. — Что конкретно предлагаешь?

— Я наводил справки: у Дяди в Москве четыре казино, где приторговывают дурью. Дядя имеет с этого процент — почти половину того, что наваривает на сукне и рулетке. У него свой круг поставщиков, конечно, но там своя фортуна, свои разборки, и этот круг время от времени обновляется… Я ж сам с этого живу, знаю…

Умный широко улыбнулся, но в тот же миг улыбка погасла.

— Так вот, мы подсылаем ему своего казачка с отборной дурью. Сдаем по невысокой цене, втираемся, так сказать… И вместе с этой дурью впариваем шлак, отравленного герыча им задаем, от которого не то что белые кони поскачут, а чистый пи…ц придет!

— Думаешь, Дядя станет колоться этим говном? — засомневался Волкодав.

Умный рассмеялся и покачал головой:

— Нет, не думаю. Колоться будут другие. Те, кто покупает дурь в его казино. И дохнуть будут один за другим. Дошло теперь?

Волкодав сжал губы, ничего не сказал. Козырь встал из-за стола, небрежно потрепал Умного по щеке — то ли в знак признания его стратегических способностей, то ли с издевкой.

— Мыслишь правильно, Умный, перспективно мыслишь. Но Москва далеко, перспективы тоже дело неблизкое. А сегодня у меня день рождения, просто мой день, понимаешь? И мне хватит самого скромного подарка… Подари мне этих гадов, чтоб я мог им бошки поотрывать.

* * *

С утра непогодило, клиентов ноль. В журнале предварительных заказов аж до 19–00 ни одной пометки. Экипаж плавучего бара «Таврида», заступив на службу, безвылазно сидел в дощатой конуре на пристани и под стрекот старого обогревателя успел дважды расписать «тысячу», в результате чего бывший старпом, а ныне администратор Кутиков упрочил свое материальное положение на 140 рублей, а капитан Терещенко опять сидел на сдаче.

— Хотите, Глеб Иванович, я научу вас новой карточной игре — «стержень с резьбой» называется? — сказал Кутиков, небрежно сдвигая колоду. Он переглянулся с барменом по кличке Буфет, и оба заулыбались.

Терещенко почувствовал подвох, нахмурился и принялся сдавать, старательно поплевывая на палец.

— А на фига оно мне нужно? — не выдержал он.

— Хорошая игра, дядя Глеб. Она даже в тестах на уровень интеллекта упоминается. Помогает выявить, кто умный, а кто не очень.

— Ага. Так то ж обычный «дурень», наверное, и есть…

— Нет, Глеб Иванович, говорю вам: «стержень с резьбой» зовется. Интеллектуальная гимнастика. Я правильно говорю, Буфет?

— Абсолютная правда, — радостно подтвердил бармен.

— Так и чего? — проворчал капитан. — Хочешь сказать, если ты выиграешь, то умнее меня считаться будешь?

— Ну-у… Для этого ж выиграть надо сначала, — сказал Кутиков, изображая лицом, какое это непростое дело — выиграть у самого капитана Терещенко.

— Вот я вас сейчас для первого дела разделаю без всякой резьбы… А потом на гальюн отправлю обоих, выполнять инструкцию «шесть-шесть», — спокойно заметил Глеб Иванович. — И чтоб там все блестело, как во Дворце профсоюзов на новогодней елке. И никакой игры не надо, все и так ясно будет…

Он развернул веером свои карты, поплевал на палец, растолкал по мастям. Помрачнел:

— Вот зараза…

В дверь каморки постучались.

— Открыто!

На пороге возник долговязый парень с неприятным колючим взглядом, оглядел присутствующих, буркнул: «Дрась». Следом протиснулся крепко сбитый, уверенный в движениях мужик, по виду — бывший спортсмен, может, и тренер какой.

— Слушаю вас, — сказал капитан Терещенко, откладывая карты в сторону и солидно надевая на голову фуражку с разлапистым золоченым «крабом».

Долговязый не торопился с ответом, продолжая сверлить присутствующих черными, как смородина, глазками. Потом вдруг улыбнулся и произнес совсем другим тоном:

— Хотим красиво отдохнуть на этом красивом пароходе, отец. Получится?

* * *

Тапок нервничал и никак не мог отрегулировать подсос. Купленный на «Фортуне» всего неделю назад «жигуль», дергаясь и подпрыгивая, еле добрался до стоянки у аэропорта.

— Найди, попробуй, ага! Забодал этот Умный. Будут они нас дожидаться, московские эти. Завалили Ермолая и сразу свалили. Они ж не идиоты, как наши. Ага. Это Умный сидел бы, в носу ковырял, хитрожопые планы рисовал. А эти сели сразу и уехали, ага. Уже в Москве своей небось в ванне отмокают… Вылезай, пошли!

Сидящий рядом Миклуха оторвал взгляд от листка офисной бумаги, где были изображены какие-то ублюдочные рожи, нарисованные торопливой и не лишенной полета фантазии рукой.

— А?.. — сказал Миклуха. Он явно не слышал излияний напарника.

Тапок бесцеремонно вытолкал его из машины, запер дверь на ключ. Две ссутуленные фигуры направились к зданию аэровокзала, зябко подняв плечи и пряча руки в карманах. Навстречу им бесконечным потоком летел жесткий норд-ост, несущий запах уже не влаги, не прелых листьев, но первого снега.

— Зайдем, маханем по стакану. Потом к цыпе одной, Алевтине, она в бухгалтерии работает, у нее есть выход ко всем компьютерам, где списки пассажиров. Или как там у них это зовется…