Ангелы, павлины, единороги…

Фонтан вечной жизни, похожий на любимый бабушкин хрустальный кувшин, который я по неосторожности кокнул лет пятьдесят назад.

Позже я прочитал в путеводителе, что у души, оказывается, есть выбор – куда плыть. Какое странное заблуждение!

Хотя… многие молодые мусульмане отказываются от мирной жизни в благополучной Европе и уезжают на Ближний Восток или в Афганистан – воевать. Добровольно выбирают ад. Жалко, что не все остаются там навсегда.

…

Рядом с работами Патинира – две большие картины Питера Брейгеля Старшего, хорошо известный мне «Триумф смерти» (ил. 58) и (незнакомая мне) «Попойка в День святого Мартина».

Собственно, на этом можно было и закончить мое посещение Прадо. «Триумф смерти» Брейгеля – ни в чем не уступает лучшим работам Босха. Или уступает? Что собственно на этой картине изображено?

Ангелы смерти – все как один скелеты, иногда нагие, иногда одетые в доспехи… один – в епископской шляпе… другой в одежде шута… в саване… убивают живых людей, представителей различных сословий, ловят их сетями и загоняют в огромный гроб. Казнят. Одному по-евангельски на шею жернов повесили, другому перерезают горло ножом… орудуют косами, мечами, клещами, копьями…

Травят адскими псами. Вешают и колесуют несчастных.

На горизонте – зарево, в море – тонущие корабли.

Скелеты звонят в колокола, бьют в барабаны, один играет на шарманке…

В левом нижнем углу картины – лежит король во всем великолепии пурпура и горностаев, в доспехах. Нежно обнимающий его скелет показывает ему песочные часы. Твое время истекло! Пора на цугундер!

А другой скелет – грабитель или адский бухгалтер – уже погрузил костлявые руки в бочку с золотыми монетами, государственную казну.

В правом нижнем углу музицирует влюбленная пара, элегантный кавалер и его дама. Он играет на лютне, она поет. Рядом с ними – сама смерть подыгрывает им на скрипке, явно наслаждаясь своей ролью.

Брошены игральные карты, настольные игры, застолье… пришло время погибели. И художник великолепно эту погибель документирует… как будто наслаждаясь, смакуя жуткие детали… играя позами и энергичными поворотами жертв и их палачей. Любуясь возникающими тут и там драматическими сценками. Главный убийца тут – не время, не ангелы смерти, а именно он, мазила, автор, режиссер бойни.

И наблюдатель – невольно – подыгрывает Брейгелю. Играет в его игру. Ощупывает глазами фигурки… пьет их отчаянье… рисует вместе с автором… снимает кино…

Не утруждая себя сочувствием или скорбью. Убивает, умирает… сотни раз.

Какое изысканное наслаждение!

Поиграть в режиссера мистерии жизни и смерти.

Перед тем, как Костлявая схватит тебя самого.

…

Разозлили американские туристы – несколько пышущих здоровьем толстомясых девок и громадных парней. Приперлись и начали так громко и агрессивно обсуждать картину, что пришлось закончить зловещую игру и отойти к «Попойке». Изрядная эта вещица неважно сохранилась, но вполне могла бы послужить продолжением для «Стога сена» Босха.

Что же все-таки Брейгель изобразил на своем «Триумфе»?

Пляску смерти? Мементо мори… Бесспорно.

Апокалипсис? Вряд ли.

Зверства испанцев?

Датирована картина годами 1562–63. Нидерландская революция уже началась, кальвинисты уже свирепствовали в иконоборческом экстазе. Филипп второй был недоволен. Но до входа герцога Альбы в Брюссель и последующих массовых убийств и всевозможных жестокостей оставалось еще несколько лет.

Или Брейгель их предвидел и изобразил?

За четырехугольной «адской печью» (с пастью и двумя глазами), из которой вырывается пламя, в своего рода ущелье большую вооруженную группу людей атакуют с двух сторон эскадроны смерти. Поэтому картину правильнее было бы назвать «Сражением живых с ангелами смерти». Вроде брейгелевской же «Битвы карнавала и поста» или босховской «Битвы птиц и млекопитающих»…

Батальное развлечение. Экшен. Мрачная забава.

Не без злорадства.

Кстати, ангелы смерти или скелеты уничтожают не только живых людей – они уничтожают на этой картине вообще все живое, в частности – яростно рубят деревья (на обрыве слева).

Жутко…

И все же… по сравнению с тем, что человеческая история нарисовала и продолжает рисовать «в реале» – эта картина Брейгеля только милый материал для пазла.

Кстати, такой пазл, с «Триумфом смерти», я нашел в магазине сувениров музея Прадо на следующий же день. 23 евро. Прекрасное развлечение для успокоения нервов и развития наблюдательности. 12+

…

В следующем зале я натолкнулся на почти трехметровое в ширину «Снятие с креста» Рогира ван дер Вейдена. Которое тут же меня в себя втянуло (и заморозило педантизмом), несмотря на то, что на полу перед ним расположилась большая группа щебечущих детишек, а рядом с картиной стояла и вещала, тыкая и тыкая в нее наманикюренным пальцем, арт-воспитательница.

В следующих залах меня ждали: мой любимый Петрус Кристус, Мемлинг, Боутс, Герард Давид, Массейс… Несколько имен мне были незнакомы, но убедили сразу же. Педро Берругете («Расправа над альбигойцами»), Хуан Фландес («Распятие с предстоящими»), Луис де Моралес (томная «Мадонна»)…

Время летело незаметно.

Я уже потерял счет шедеврам…

Рядом с работой Рембрандта «Юдифь на пиру у Олоферна» (кажется, та же Саския, но умопомрачительно хорошо написана!) я опомнился, с трудом сориентировался и побрел в сторону Босха. Даже не взглянул на глядящих на меня из соседних залов – Рафаэля и Эль Греко… Хотел сохранить хоть немного энергии для «Сада наслаждений». Потому что – о господи! – после такого Рембрандта смотреть на что-то другое почти невозможно.

Сунулся было в буфет, хотел выпить стакан холодной минеральной воды. Очередища! Стоять не стал. Пососал карамельку. Посидел несколько минут на скамейке в коридоре, помассировал колени, собрал последние силы, встал и пошел к Босху.

Часы на стене показывали 18:45.

Меня пропустили.

Погулял между влекущих к себе изображений. Как дичь между капканов.

Поздоровался со старыми знакомыми. Кивнул незнакомцам.

Как только появилась возможность, встал истуканом перед «Садом наслаждений» (ил. 59) и смотрел, не отрываясь, из фокуса триптиха на все три его части минут двадцать пять.

Уходить не собирался. Слишком нежен был взгляд Бога – молодого человека с завитыми волосам, только что сотворившего красавицу Еву и, по крайней мере на этой картине, вовсе не собиравшегося выгонять из рая инфантильных прародителей…

Вот и я – рай покидать не собирался.

Вокруг меня уже недобро шептались другие почитатели Босха.

Назревал заговор или жалоба. Пришлось уступить место. Но я уже все понял, что надо было понять, все ощутил, что можно было ощутить.

Побывал в раю и в аду.

Пережил все возможные экстазы.

Слился с Абсолютом и насладился Относительностью.

Искупался в источнике жизни.

Вкусил сладкие плоды с Дерева познания добра и зла и еще с дюжины райских деревьев.

Посетил с ознакомительными целями адский бордель в