Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, Вольф, – сказал он, – Капитан приказал взять его живым.
Еле совладав с собой, откормленный Вольф нехотя подчинился. Он опустил автомат, но размахнувшись из всех сил врезал каблуком сапога по голове русского. Антон снова провалился в забытье.
Когда сознание вернулось Антон, еще не открывая глаз, ощутил под собой дрожание металлической поверхности. Наверное, он лежал на полу бронемашины, которая везла его в неизвестном направлении. Но спустя пять минут, в течение которых Антон притворялся не пришедшим в сознание, он вдруг подумал, что находится не в бронемашине. Судя по окружавшему прибрежную полосу лесу, который рос на холмах, Антона должно было нещадно трясти на ухабах, а дрожание было довольно мерным и спокойным. Никаких рывков и смены передач, что не походило на работу двигателя бронемашины или тяжелого грузовика. Тем не менее дрожание было, а это означало, что он куда-то двигался. Только вот зачем? Не легче ли было просто пристрелить его на берегу? Антон еле заметно пошевелился, чем вызвал сильную боль в голове и плече, которая вырвалась наружу через сдавленный стон. Этого, однако, оказалось достаточно, чтобы его подхватили и поставили на колени, не отпустив. Антон медленно открыл глаза и увидел, что находится в большой комнате, обставленной дорогой мебелью. Напротив него, в кресле, расположился немецкий офицер, который курил длинную и тонкую сигару. Рядом стояло двое автоматчиков, направив дула «Шмайсеров» на Антона. В ногах у офицера лежала здоровенная овчарка. Антон перевел туманный взгляд на стену и обнаружил то, что объяснило ему дрожание устланного ковром пола – два круглых иллюминатора. Он находился на немецком корабле.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил его офицер на неплохом русском языке.
Антон не знал, что ему делать и что говорить. Никогда прежде ему не доводилось попадать в плен к фашистам, а тем более на допрос к немецкому офицеру, которому стоило только моргнуть глазом, и мирно дремавшая у ног овчарка вцепилась бы в горло пленному русскому. Антон ни на минуту не усомнился в ее предназначении, не допуская и мысли о том, что этот офицер просто любитель домашних животных и держит у ног такую псину только ради удовольствия облагодетельствовать братьев наших меньших. Сглотнув слюну, Антон все же выдавил из себя:
– Не дождетесь.
Немец слабо улыбнулся. Откуда-то слева, из за спины, мелькнула сжатая в кулак рука, и у Антона на секунду прервалось дыхание. Откашлявшись и едва успев глотнуть воздуха, он снова ощутил резкий удар под дых. Его отпустили и он упал лицом на ковер.
– Скверно, дорогой мой. – душевно проговорил офицер, – Я к вам так тепло отнесся. Можно сказать, приютил в собственной каюте, а вы сразу хамить начинаете. Нехорошо.
Антон попытался увернуться от летевшей ему в бок ноги, но не успел, и скорчился от боли. Подняв голову, он увидел почти рядом со своим лицом оскаленную пасть овчарки, равнодушно смотревшей на его мучения. Антон никогда не бывал на допросе и знал о них только то, что попав сюда партизаны обычно молчат. Но он не был партизаном. Хотя если бы признался в этом, то вряд ли спас бы свою жизнь. Немецкий офицер был далеко не глуп и смотрел на него так, словно видел насквозь.
– Скажите, уважаемый, – заговорил офицер, закуривая новую сигару. – где вы оставили свой самолет? Ведь не приземлились же вы посреди белого дня прямо на главный аэродром Люфтваффе местных оккупационных войск? Нет, в самом деле, это меня чертовски интересует. Ведь вы же русский летчик, так? Ну не отпирайтесь. Я столько русских перевешал на своем веку, что научился разбираться в званиях и родах войск почти мгновенно, не сочтите за пустую похвальбу. Вот вы, я так полагаю, наверное лейтенант русских ВВС, судя по выражению лица – скорее истребитель, летали на «Як-3», не так ли?
Антон поднялся в полный рост и отступил на шаг назад, молчал глядя немцу в лицо. «И откуда эта скотина так хорошо знает русский язык?«– подумал он. Собака слегка пошевелила ушами. Автоматчики напряглись. «Тренированные ребятки», – снова подумал Антон, – отсюда так просто живым не сбежишь».
– Не нервничайте, мой дорогой, – сказал офицер, – вы все понимаете совершенно правильно. Поэтому успокойтесь и давайте поговорим. Люблю, черт возьми, беседовать с пленниками перед расстрелом. Есть такая слабость у Генриха фон Райдера. Да, уважаемый, перед вами сам капитан этого крейсера, собственной персоной, а вы скоро будете расстреляны. Можете заказать себе что-нибудь в качестве последнего желания, я прикажу его исполнить.
– Что б ты сдох, скотина! – в сердцах сказал Антон и даже хотел плюнуть в эту наглую ухмыляющуюся физиономию, но не успел и снова схлопотал ногой в пах.
– Да, невоспитанные русские нынче пошли, – с сожалением протянул офицер, наблюдая как Антон корчится на полу, – Вот бывало до войны я заезжал к своему другу, фон Хольцу, который держал мясной завод под Санкт-Петербургом, так в те времена русские офицеры были не в пример учтивее. А столетием ранее мы вообще открыто управляли вашей лапотной страной. Хотя откуда вам это знать, вы ведь наверное большевик? Ну конечно же большевик, у вас ведь других сейчас больше нет. Всю аристократию давно расстреляли, а когда вы народились на свет, ее уже не было и в помине. Я ведь старше вас, молодой человек, и значительно опытнее. Ну да ладно, мне надоело с вами общаться. Вы совсем не умеете себя вести в приличном обществе, не хотите старика Райдера потешить своими рассказами. А жаль, я бы послушал.
Офицер внимательно посмотрел на Антона и сказал куда-то в сторону:
– Отведите его на корму и расстреляйте. И непременно из зенитного пулемета, предварительно привязав к дулу. Так чтобы здесь было слышно.
Охранники подхватили Антона и вытолкали за дверь. Он оказался в длинном и узком коридоре, который резко переходил в лестницу, ведущую куда-то наверх. Не давая ему опомниться, Антона поволокли на расстрел. Неожиданно весь корпус корабля потряс мощный взрыв. Корабль качнулся и резко накренился на левый борт. Один из охранников, шедший сзади, покачнулся и, не устояв от неожиданного толчка, кубарем скатился вниз по крутой лестнице. Второй, тот что был уже сверху, также потерял равновесие, и упав оказался рядом с Антоном, который не думая не секунды выхватил у охранника из-за пояса длинный нож и всадил его немцу в сердце. Забрав автомат и оттолкнув от себя бесчувственное тело, которое рухнуло вниз по лестнице, Антон стал пробираться вперед. Когда он был уже почти на верхней палубе, раздался второй мощный взрыв с той же стороны. Корабль снова содрогнулся всем корпусом. Повсюду застучали каблуки сапог. Судя по всему, крейсер неожиданно был кем-то атакован и немцы в ужасе метались по кораблю, объятые паникой. Антон выскочил в какое-то помещение, с первого взгляда походившее на пустую штурманскую рубку, и столкнулся нос к носу с немецким морским офицером. Тот удивленно посмотрел на Антона и тут же получил короткую очередь в живот. Согнувшись он упал под ноги Антону, который, перешагнув через бесчувственное тело, выбрался наконец на открытое пространство через широкий выход.
Его глазам открылось впечатляющее зрелище. Немцы скопились у левого борта, пытаясь спустить на воду шлюпки. Крейсер, сильно накренившись, уже почти черпал бортом воду. Носовая артиллерийская башня, задравшая орудия в небо, была уже абсолютно бесполезна. Антон осмотрелся вокруг, пытаясь обнаружить источник опасности, подорвавший военный корабль нацистов, но вокруг ничего не было видно. Поверхность моря была абсолютно пустой. Возможно, крейсер просто подорвался на минном поле, а возможно… Антон разглядел как из воды, метрах в двухстах от тонущего крейсера, показался перископ всплывающей подводной лодки. Спустя минуту вода вокруг забурлила и на поверхности показался обтекаемый черный корпус субмарины. Вода еще не успела стечь с него, как в рубке уже открылся люк и на палубе показались несколько матросов в черных робах. Ловкие, словно кошки, они пробрались по качающейся палубе к носовому орудию и завозились, наводя его прямо на борт беспомощно болтавшегося на волнах немецкого крейсера. Присмотревшись, Антон увидел нарисованную на рубке красную звезду и белую надпись С-461. В этот момент с кормы крейсера застучала пулеметная очередь, заставившая русских матросов спрятаться за орудие, служившее им слабым прикрытием. Один из них, схватившись за грудь, упал в море. Антон, не теряя ни минуты, бросился в направлении кормы. Пройдя правым бортом, он подобрался к пулеметному гнезду с тыла и увидел, что немец был прикован к пулемету короткой металлической цепью. Это был смертник, но он был тем более опасен. Антон нажал на курок и полоснул короткой очередью по пулеметчику, который мгновенно затих. С левого борта раздался орудийный выстрел и взметнулось пламя разрыва – заработало орудие подлодки. Затем, снова перебравшись на левый борт, Антон выпустил длинную очередь по сгрудившимся у шлюпок немцам и, отбросив автомат в сторону, нырнул в воду. Волны сомкнулись у него над головой. Вынырнув, он поплыл к подводной лодке, яростно работая здоровой рукой. С борта корабля раздалось несколько очередей. Ныряя в глубину, он ощутил еще один залп орудия подлодки. Мимо, вспенивая воду, пронеслись в глубину несколько пуль, обдав дыханием смерти. Он вынырнул снова. Силы таяли быстро. У Антона едва хватило сил, чтобы приблизиться к черному борту и схватиться за спущенный матросами шест здоровой рукой. Но сил подняться уже не было. Он увидел, как к нему спрыгнули двое в черных робах, обвязанные веревками, и втащили его на качающуюся палубу субмарины. Орудие рявкнуло еще раз. Проваливаясь в бездонный люк, словно в преисподнюю, Антон успел заметить как немецкий крейсер погрузился с кормы в пучину, высоко задрав в небо свой острый нос.