мечом Брана он должен был сразиться с кинжалом пиктского короля и жить или умереть в соответствии со своей доблестью. И хотя Сулла был известен во всех провинциях как фехтовальщик, Бран не сомневался в исходе.

Кольцо Дагона лежало на некотором расстоянии от Башни – мрачный круг из высоких грубых камней, установленных вертикально, с грубо вытесанным каменным алтарем в центре. Римляне смотрели на эти менгиры с отвращением; они думали, что их воздвигли друиды; но кельты полагали, что их построил народ Брана, пикты – и Бран хорошо знал, кто воздвиг эти мрачные камни в незапамятные времена, хотя почему, он лишь смутно догадывался.

Король не поскакал прямо на Ринг. Его снедало любопытство относительно того, как его суровые союзники намеревались выполнить свое обещание; он был уверен, что они могут вырвать Тита Суллу из самой среды его людей, и он полагал, что знает, как они это сделают, но он не был уверен. Его грызло странное предчувствие, как будто он вмешался в силы неизвестной широты и глубины и высвободил силы, которые не мог контролировать.

Какой-то инстинкт подсказал ему поскакать к Башне. Он знал, что находится рядом; если бы не густая тьма, он мог бы ясно разглядеть ее четкие очертания на горизонте. Даже сейчас он должен был бы смутно различить это – неясное, вызывающее дрожь предчувствие потрясло его, и он пришпорил жеребца, переведя его в быстрый галоп.

Теперь башня появилась в поле зрения с поразительной внезапностью – и Бран буквально пошатнулся в седле, как от физического удара, настолько ошеломляющим было то, что предстало его взору. Была неприступная башня Траяна – да, но неприступной больше нет! Изумленный взгляд Брана остановился на гигантской груде развалин – разбитого камня и раскрошенного гранита, из которых торчали зазубренные и расщепленные концы сломанных балок. В одном из углов развалюхи из обломков каменной кладки возвышалась башня, которая пьяно накренилась, как будто ее фундамент был наполовину срезан. Бран спешился и пошел вперед, ошеломленный недоумением. Ров был местами завален упавшими камнями и обломками стены, облицованной цементным раствором. Он пересек границу и появился среди руин. Он знал, что всего несколько часов назад там, где, как развевались флаги, раздавался воинственный топот закованных в железо ног, а стены отзывались эхом от лязга щитов и рева горластой трубы, царила ужасающая тишина.

Почти под ногами Брана корчилась и стонала сломанная фигура. Король наклонился к легионеру, который лежал в липкой красной луже собственной крови. Пикту хватило одного взгляда, чтобы понять, что человек, ужасно раздавленный, умирает.

Приподняв окровавленную голову, Бран поднес свою флягу к расплющенным губам, и римлянин инстинктивно сделал большой глоток, глотая сквозь расколотые зубы. В тусклом свете звезд Бран увидел, как его остекленевшие глаза закатились.

“Стены пали, - пробормотал умирающий, - Они рухнули, как небеса, падающие в судный день. О Юпитер, с небес посыпались осколки гранита и мраморные градины!”

“У меня нет потрясения от землетрясения”, - пробормотал Бран.

“Это было не землетрясение, - пробормотал римлянин, “ оно началось перед прошлым рассветом – слабое, неясное царапанье далеко под землей. Мы, гвардейцы, слышали это – как крысы роют норы или как черви роют землю. Титус смеялся над нами – но весь день мы слышали это. Затем, в полночь, Башня задрожала и, казалось, осела – как будто ее фундамент срыли - ”

Дрожь сотрясла Брана Мак Морна. Черви земли! Тысячи паразитов роются, как кроты, далеко под замком – подкапываются под фундамент –

“Что с Титом Суллой?” спросил он, снова поднося фляжку к губам легионера; в этот момент умирающий римлянин казался ему братом.

“Даже когда Башня содрогнулась, мы услышали страшный крик из покоев губернатора”, - пробормотал солдат, - “Мы бросились туда - когда мы выломали дверь, мы услышали его крики – они, казалось, затихали – В НЕДРАХ ЗЕМЛИ! Мы ворвались внутрь; комната была пуста. Его окровавленный меч лежал на полу; в каменных плитах пола зияла черная дыра. Затем – башни – пошатнулись – крыша – сломалась – стены – рухнули.”

Сильная конвульсия сотрясла сломанную фигуру.

“Положи меня, друг, ” прошептал римлянин, “ я умираю”.

И он перестал дышать прежде, чем Бран смог подчиниться. Пикт поднялся, машинально вытирая руки.

“Боги!” - прошептал он, и снова: “Боги!”

Повернувшись к своему жеребцу, он вскочил в седло и тронул поводья, и когда он ехал по темному болоту, тяжесть проклятого Черного Камня под его плащом была подобна тяжести отвратительного кошмара на груди смертного.

Когда он приблизился к Кольцу, он увидел внутри жуткое свечение, так что изможденные камни были выгравированы, как ребра скелета, в котором горит ведьмин огонь. Жеребец фыркнул и встал на дыбы, и Бран привязал его к одному из менгиров. Неся Камень, он вошел в зловещий круг и увидел Атлу, стоящую рядом с алтарем, одна рука на бедре, ее гибкое тело раскачивалось по-змеиному. Алтарь весь светился призрачным светом, и Бран знал, что кто–то - вероятно, Атла – натер его фосфором из какого-то промозглого болота или трясины.

Он шагнул вперед и, сорвав свой плащ с Камня, швырнул проклятую вещь на алтарь.

“Я выполнил свою часть контракта”, - прорычал он.

“И они, их”ы“, – парировала она, - "Смотрите - они идут!”

Он развернулся, его рука инстинктивно опустилась к мечу. За пределами Ринга жеребец дико заржал и встал на дыбы, рванувшись с привязи. Ночной ветер стонал в колышущейся траве, и к нему примешивалось отвратительное мягкое шипение. Между менгирами метались тени, неустойчивые и хаотичные. Кольцо наполнилось сверкающими глазами, которые оставались за пределами тусклого призрачного круга света, отбрасываемого фосфоресцирующим алтарем. Где-то в темноте человеческий голос хихикал и что-то идиотски бормотал. Бран напрягся, тень Ужаса вцепилась в его душу.

Он напряг зрение, пытаясь разглядеть темные фигуры, окружавшие его. В одном месте тени вздымались и корчились, и одна из фигур была наполовину выдвинута вперед. Но у Брана сложилось лишь мимолетное впечатление о широкой квадратной голове, отвисших кривых губах, за которыми виднелись изогнутые острые клыки, и странно деформированном карликовом теле – и все это оттенялось этими немигающими глазами рептилии. Боги, могла ли человеческая раса погрузиться в такие ужасающие глубины регресса?

“Пусть они выполнят свою сделку!” - воскликнул он сердито, потрясенный.

“Тогда смотри, о король!” - воскликнула Атла с пронзительной насмешкой в голосе.