бежал, бежал, бежал, овернулся златорогим оленем; бежит по Питенбурху, народ кричит: «Хватайте, хватайте». А другие говорят: «Это кака-ле весть от государя, прямо во дворец летит». Иван потом мурашом овернулся и попал во дворец, в верхи, где дочь царска живёт. Прополз, овернулса солдатиком, а она ужахнулась: «Как вы прошли и по какому случаю?» Солдат росказал. Царска дочь не верит: «Это всё враньё, шли три года, как ты мог в сутки попась?» Иван и говорит: «Я тебе покажу». Овернулса ясным соколом, она из него перышко вытенула, да и в платоцек завязала и спрашиват: «А ище как шел?» Иван овернулса рысью, царевна у его шерстоцьки клоцёк вырвала: «Ище покажи как?» Иван оленем овернулса, она у оленя рожка отломила. «А как во дворец заходил?» — спрашиват царевна. «А я тут мурашом полз». И овернулса мурашом, она из его боцецьку (ёичко) и вытенула и опять в узелок завезала. Тогда царска дочь кавалерию солдату отдала, он мурашом овернулса из дворца и пополз; выполз, овернулса злоторогим оленем, потом рысью; бежал, бежал и вздумал отдохнуть и повалилса у моря. А у моря два солдата на часах стояли: суда приходят, дак они смотрят. Иван спит, оны подошли, посмотрели — солдат спит. Оны Ивана в море бросили, а сами кавалерию царю и понесли, недалеко уж дак. Принесли эти солдаты к государю, и воевать стали. А Иван попал к морскому царю. Морской царь его всем дроцят, кормят, видят, што целовек не худой дак. А Ивана скука одолеват, он и запросилса: «Вынесите меня на белой свет, хоть поглядеть». Его и вынесли далёко от берегу, на остров. Иван, овернулса ясным соколом и здумал лететь. Морской царь его хватилса, а его на острове и нет. Вот море кверху подыматця, подыматця, его туда и утенуло. Иван живёт опять в морском государстве месяц, другой и запецялился о белом свете. Вынесли его опять подальше от берега посмотреть свет. Ясным соколом овернулса, летел, летел, маленько не долетел, морской царь схватилса, море подыматця, да его опять и утенуло. Жил месяц, другой, на третей опять запецялилса и думат: «Теперь уж концяицця война, мне-то бы там надо быть». Опять не пьёт, не ее и печалитця порато. Морской царь спрашиват: «Што, Иван, опять стоснулса о белом свете?» — «Стоснулса». — «Ладно, теперь я тебя на три часа выпушшу, а боле тебе и не бывать. Пойте, робята, вынесите его на три часа». Робята его вынесли на остров ближе к берегу (робята были тоже русски, набросаны в морё-то). Они его вынесли. Иван опять и полетел, да и перелетел. Пошел, до деревень дошел и спрашиват: «Прошел ли государь с войны?» — «Прошел, месяця два как уж». Иван приходит в Питенбурх, остановилса у старухи и спрашиват: «Што это у вас в Питенбурхе всё песни поют да играют?» — «А царь дочь в замуж отдаёт за одного солдата, а другого солдата ставит на высокое место; а доцери замуж неохота; через три дня и венец будет. Завтра будут выкликать музыкантов; муж у меня был музыкант, ты оденешь его платье и пойдёшь смотреть». Старуха Ивана обредила в музыкантско платье, он и пошел смотреть. Иван к музыкантам пришел, оны играют, а он всех до одного лучше играт. А эта царевна ходит (царь дал ей на волю, кого оприметит, тот и твой), она стала цярки подавать, Ивана оприметила и говорит: «Вот мой сужоной, которой у меня был». А царь спросил: «Почему ты узнавашь?»

Стали солдат, у двух-то, спрашивать, как оны заходили во дворец, а оны и завертелись. А оны: «Мы нанимали, да мы ехали на машины»... и завертелись. Стали спрашивать Ивана, он и запоказывал. Перво дело овернулса ясным соколом, а царевна вынула из узелка перышко, приложила и говорит: «Вот тут и было». Потом Иван овернулса рысью, царевна приложила клоцёк шерсти: «Вот тут и было». И оленем овернулса, и мурашом. Царевна все приложит, всё так и будет, приходится. А эти два солдата стоят, поцернели; их захватили, пристреляли, а с Иваном повенцяли.

280

Жадные сыновья

Было три сына, у их была мать; оны поделились, а матки некому и не надо. Жили в одной избе, сели обедать, а некоторой матери за стол не садит, мать лежит на пецьке. В ту пору пришел в избу старицёк хлеба просить. Старуха молится: «Господи, хоть бы мне смерть послал». Старицёк и говорит: «Што жо сами кушайте, а мать не кушат?» — «А нам её некому не надо». — «Дак она не лишна-ле? Продайте». Сыновья все и бросились: «Купи, дядюшка, купи». — «Выведите ее за забор, там и деньги получите». Оны и повели, двое под руки, третей сзади. Вывели, хотели отпустицця, а старуха к ним приросла. Всех их забрали в богадельну, сами едят и матку кормят.

Мошнаков Петр Михайлович

61 года старик, хозяин отводной квартиры в посаде Уна. Грамотный хорошо, начитанный в Писании и религиозный человек; служит церковным старостой. Любопытно, что, прежде чем рассказать мне сказку про Князя Барсукова, долго колебался, боясь что «как бы из этого чего не вышло; как бы не притянули, еще попадешься, пожалуй». Дело в том, что Петр Михайлович твердо убежден, что это сказка про «царские роды», что Барсуков — действительно существовавшая историческая личность и что корону он доставал из Вавилон-города для первого нашего царя из дома Романовых.

281

Расточительный сын

Бывало-живало, один купец имел единственного сына Ивана, и сын его был набожной, любил нищих, бедных и раздаивал нещадно отца живот. Отец его не залюбил за эфто, отдал его родному брату увезти его за моря. Но он у дяди выпросил дозволенья взять с собой три мешка пеплу (золы). Выходит в царстве, куда оны уехали, на берег и встречается ему человек. «Какой у тебя есь товар?» — «Есть у меня, стыдно сказать, пепел». — «А тот товар мне и нужен». Приказал ему с карабля свезти пепел и увёз; и привозит ему три мешка золота. Иван отвёз золото к дяди на судно. В том царстве у царя была единственная дочь. Вселилса в ей нечистой дух и она жила в церкви и на всякую ночь давила караульщика. Об эфтом деле узнал дядя Ивана и захотелось ему отдать Ивана на караул в церковь, а золото взять себе. Отдаёт дядя Ивана в караульщики. Иван пошел, встречается