— Скажи, если бы я тогда позвал замуж, ты бы осталась со мной?

Короткое замыкание. Изумление. Почему он решил это спросить?

— Да.

— А если сейчас позову, пойдешь?

Поднимаю голову, смотрю в глаза. Они смотрят с сомнением, а еще я вижу в них надежду.

— Пойду.

— Только я не поменяюсь. Я все так же тебя люблю, все так же ревную, и все так же бешусь, когда вижу на тебе даже чей-то взгляд. Сегодняшний вечер тому подтверждение. Ты готова бросить здесь все, уехать со мной и жить с моими запросами?

— Да.

— Я не разрешу тебе работать, Яна. Если только займешься частной практикой, и то несколько раз в неделю, не больше, чтобы мозги не заржавели. Моей жене не по статусу ходить на работу с восьми до пяти.

— Я даже и не думала, что с тобой может быть по-другому. Я таким тебя и полюбила, Никольский. С твоими бзиками и понятиями, с твоей прямотой и категоричностью. И, наверное, мне нужна была эта пауза, чтобы понять, что только рядом с тобой моя жизнь имеет смысл, все остальное — имитация.

Он громко выдыхает, будто камень с души сбросил.

— Сколько тебе нужно времени, чтобы разорвать контракт и собраться?

— Завтра же воскресенье, вернее уже сегодня, — смотрю на часы на стене напротив. — Это только в понедельник.

— Хорошо. Я останусь до понедельника, полетим вместе.

Он переворачивается, нависает сверху и так вожделенно смотрит в глаза, нет не в глаза, в самую душу.

— И помни — ты исключительно моя.

— Я помню. Твоя, Вадик.

Горячие, желанные губы накрывают мои, язык чувственно проникает в мой рот, и я снова теряюсь в его ласках, только на этот раз с чувством полной компенсации за все пережитые за последние месяцы боль, страдание и одиночество.

Эпилог

Спустя восемь лет

Развешиваю в гардеробной выглаженные на завтрашнее мероприятие вещи, и иду на кухню. Уже девять, давно стемнело, а Вадима все еще нет.

Захожу и застаю картину: Никита залез ногами на стул, приставленный к гарнитуру и что-то ищет в верхнем ящике.

— И что мы там ищем на ночь глядя? — улыбаюсь я, хотя и так знаю.

— Там коробка Рафаэлло стояла, — признается он, застигнутый врасплох.

— Сладкое на ночь?

— Ну, мама, — смотрит жалобно, — я же поужинал. И вообще, мне нужно погасить стресс.

— Какой стресс? — смеюсь. У сына на все есть ответ, он всегда найдет аргументы, даже если накосячил.

— Завтра первый день школы. Думаешь легко начинать новую жизнь?

Рассмешил. Ухмыляясь, подхожу к соседнему ящику, достаю конфеты и даю ему несколько штук.

— Хватит тебе заесть твое нервное напряжение?

Он тоже начинает улыбаться, поняв, что не прокатило.

На самом деле, для Никиты влиться в новый коллектив или начать что-то новое вообще не является проблемой. Он настолько уверенный в себе ребенок, что я никогда не переживаю за него, где бы он не оказался.

Энергия у него бьет ключом. В свои шесть с половиной он уже отлично читает и пишет, ходит на английский и шахматы. Год назад попросился на секцию кикбоксинга и теперь не представляю, как все это совмещать со школой. Пришлось пересмотреть график, но сын готов пожертвовать только английским, причем с удовольствием, потому что это исключительно моя прихоть.

— Спасибо, — спрыгивает он со стульчика и относит его на место. — Мам, почему папы так долго нет? Он обещал мне в приставку поиграть.

— Сынок, ты время видел? Если задержался, значит, приедет уставший. Пожалей папу, думаешь после тяжелого рабочего дня сильно хочется в гонки играть?

— Мм, — хмурит он брови, — ладно, перенесем на завтра.

Он выходит из кухни, а я открываю дверцу ящика, ныряю рукой в коробку с Рафаэлло и вытаскиваю пару штук. Смеясь про себя, разворачиваю и быстро закидываю в рот. Сама не могу удержаться, что ребенка журить?

В моем положении и так все время хочется есть, приходится себя тормозить, чтобы не набрать много лишних килограммов. Но при первой беременности так не хотелось сладкого. Тетя Лида говорит, это потому, что девочка.

Как быстро летит время, уже и Никита в первый класс идет. Через два месяца появится на свет дочка. А я, как будто еще вчера, таяла от счастья, когда Никольский увозил меня из Москвы.

Всякое было за это время. Не люблю высказывание «идеальная семья», никогда не поверю, что такие бывают. С Никольским все, как всегда. Люди не меняются, он, как прежде ревнив, во всем гнет свою линию и решает все сам. Думает, что решает. Я научилась свои желания преподносить так, что ему кажется, будто это его решение. Хотя… Это же Вадим, где-то он, все равно это понимает, мы те еще два сапога — пара.

Когда сыну перевалило за год, я стала заниматься частной практикой, а со временем, убедила Вадима, что в мое отсутствие, а мы часто проводим время на отдыхе, нужны люди, которые будут меня заменять. Так у меня появился собственный психологический центр. Правда, когда он узнал о второй беременности, категорически поставил условие на этот период не заниматься лечением чужих душ и не пропускать через себя чужой негатив. Но я и сама понимаю, что это верное решение.

Звук входной двери прерывает мои мысли, выхожу в гостиную.

— Привет, — целует в щеку Вадим. Вид у него не то, чтобы усталый, скорее озабоченный.

— Привет. Ужинать будешь?

— Да. И обедать заодно, с утра как поел и до сих пор.

— Что так? Ты долго сегодня.

Мы направляемся на кухню, он моет руки и садится за стол. Я разогреваю в микроволновке лагман, достаю из холодильника овощную нарезку и кувшин с вишневым компотом. Наша повар давно изучила привычки и пристрастия каждого, но любимчик у нее Никита, он у нее на особом меню.

— В области был. Шепнули, что наши менеджеры на местах мухлюют со взносами дольщиков, ездил с проверкой.

— И что, мухлюют? — ставлю тарелку на стол.

— С сегодняшнего дня нет.

— Потому что больше на тебя не работают? — улыбаюсь, уже зная ответ.

— Совершенно верно.

У Вадима есть золотое правило, если подчиненный проштрафился по-крупному, его ждет увольнение. Он платит своим работникам достойную зарплату, не обижает премиями, но соответственно, и требования выставляет высокие. Впрочем, это касается не только работы, он во всем такой.

— А где Никита?

— К себе наверх, наверное, побежал. Только что был здесь, стресс конфетами заедал.

— Чего?

— Говорит, завтра новая жизнь начинается.

Никольский смеется, и принимается за еду.

Опустошив все в тарелке, запивает компотом