— Добро пожаловать, майор, — усмехнулась Маргарита, медленно двигаясь, в сторону панорамных окон. — Как жаль, что ты не захватил с собой ту милую девушку. Испугался, что я могу причинить ей вред? — засмеялась она, поворачиваясь к мужчине лицом.

Толстых еще больше расхохоталась, заметив в руках майора пистолет, курок которого был наведен прямо на её грудь. Она знала, что он не выстрелит, женщина нужна была ему живой, а боль…боль давно перестала пугать её. Душевная боль намного страшнее физической, но ты не понимаешь этого, пока не приходится прочувствовать на себе весь её спектр. И умерев, ты возрождаешься, перестав чувствовать абсолютно всё, кроме ощущения пустоты, которая поглощает тебя изнутри.

— Не злитесь, — отмахнулась Маргарита, положив локать на высокую спинку кресла, обитого бархатом. — Ваше притяжение невозможно было не заметить еще при первой нашей встречи, пусть ты так отчаянно пытался скрыть свой интерес.

— Медленно руки за голову и на выход, тебя ждёт уютная одиночная камера, — холодно произнёс Олег, пропуская мимо ушей все едкие выпады женщины. Она развлекалась, тянула время, пытаясь вывести его на разговор, но мужчине было абсолютно плевать. Воронцов никогда не был одним из тех заинтересованных слушателей, которым злые гении раскрывают свою душу. Олег был черств.

— Как грубо, — закатила глаза Толстых, присаживаясь на подлокотник кресла. — А как же интересная сказочка на ночь, ты обижаешь меня своим безразличием, — обиженно протянула она, вытянув губы трубочкой. — Вероника будет лучшим слушателем, неправда ли, милая? — засмеявшись спросила женщина, переведя взгляд на дверь позади майора.

Олег посмотрел себе за спину и зло скрипнул зубами, в дверях действительно стояла Ладина, сжимая в руке его телефон. Она посмотрела в его холодные голубые глаза, но лишь на мгновение. Вероника пришла сюда не для того, чтобы тонуть в голубых омутах, а для того, чтобы не дать случиться непоправимому.

— Идиотка, — прорычал мужчина, возвращая свой взгляд к Маргарите.

— Это и вправду была больша-ая ошибка, — истерично засмеялась женщина, держа в руках пистолет, который она быстро схватила с подушки кресла. Оружие всё это время лежало на подушке кресла, которое стояло задней частью к Воронцову, поэтому он не мог заметить его. — Но только твоя, майор.

— Маргарита Альбертовна, я знаю, почему Вы убили брата и понимаю…,- попыталась заговорить Ладино, но в ту же секунду лицо женщины исказила гримаса злости и ненависти. Толстых направила на Веронику пистолет и Олег дернулся, пытаясь закрыть её собой.

— Ещё шаг и в твоём психологе станет на одну дырку больше, — насмешливо проговорила Рита, но уже будучи абсолютно серьезной. — Хочешь поиграть с судьбой?

— Мы можем просто поговорить, — тихо проговорила Вероника, делая шаг вперед.

— Ты можешь просто помолчать, — сквозь стиснутые зубы прорычал Воронцов. Он боялся сделать шаг, но только по одной причине — она стояла сейчас за его спиной и нарывалась на неприятности. Как и всегда.

— Да нет, пусть говорит, — кивнула Маргарита. — Застрелить я вас всегда успею, — пожала она плечами, чуть наклонив голову набок. — Ну давай, чего ты там понимаешь?

— Я понимаю, почему Вы ненавидели своего брата, понимаю, почему желали его смерти, — начала Вероника, но Толстых снова перебила её, глядя на девушку с сожалением во взгляде.

— О-у, милая, — поджав губы произнесла Маргарита. — Я не просто ненавидела Марка, я не просто желала ему смерти — я убила его и смотрела, как он корчится в агонии, пока в его глазах не потухла жизнь, — прошептала она. Ладина увидела в её сумасшедшем взгляде наслаждение, когда она говорила об этом. — Жаль только, что это длилось всего секунд десять. Кажется, я перестаралась с дозой, — усмехнулась Толстых.

— Вы пытались простить его? — спросила Ладина, заметив, как плечи Воронцова напряглись. Она понимала, что он боится, боится, что Маргарита выстрелит и попадёт в неё. Но Вероника всего лишь тянула время, она знала, что весь их разговор слышит полковник и подкрепление уже в пути. Им нужно было лишь усыпить её бдительность, заставить рассказать «почему» и «как» убила родного брата.

— Простить!? — удивленно переспросила Маргарита, на мгновение опустив взгляд в пол. — Эта тварь убила мою дочь и лишила меня шанса когда-либо еще стать матерью. Как ты думаешь, я пыталась его простить? — она не хотела услышать ответа, поэтому продолжила говорить. — Мой муж не выдержал и двух месяцев, хотя я его не виню, правда, — кивнула она, кусая губы, накрашенные алой помадой. — Кому нужна молодая, но бесплодная баба, которая еще и сидит на антидепрессантах. Вот тебе бы нужна была такая баба, майор? — спросила Толстых, но, снова не дождавшись ответа, засмеялась, а её глаза наполнились слезами. — Не нужна! — воскликнула она, всплеснув руками.

— Почему Вы так долго тянули, прошло больше двадцати лет? — спросила Вероника.

— Я винила во всём мужа, — ответила она, вздохнув, по её щеке скатилась одинокая слеза. — Ночь, трасса, мы едем домой и спорим. Я помню, как просила отдать Марку его долю, уехать из города и навсегда распрощаться с моей семьёй, чьей частью я никогда не была. Марк же ненавидел меня, я была дочерью его отца от второго брака, он так и не смог смириться, что после смерти его матери папа нашел новую жену, — она замолчала на мгновение, собираясь с мыслями. — Ни один мужчина в моей жизни не любил меня так сильно, как я в этом нуждалась. Не любил меня так сильно, чтобы не оставить без копейки в кармане, завещав всё своё имущество неблагодарному сыну, перед которым чувствовал вину. Не любил так сильно, чтобы плюнуть на долю в типографии и уехать к морю, где бы мы растили нашу девочку. Не любил так сильно, чтобы хотя бы раз за пятьдесят лет, что я есть, назвать меня сестрой. — Маргарита говорила и плакала, слезы просто катились по её щекам, а она продолжала сжимать в дрожащей руке пистолет.

Ей было одиноко, она всю свою жизнь была одна и никому не нужна. Единственный лучик счастья и безусловной любви, который бы подарил ей ощущения того, что она нужна и важна, был убит. Убит тем, чью любовь она пыталась добиться долгие годы. Убит тем, кому она поверила двадцать лет назад.

— Я помню, как он сидел на коленях у моей больничной койки, пьяный, осунувшийся и разбитый, — она покачала головой, вспоминая то страшное утро, как будто это было вчера. — Тогда я думала, что мой брат меня любит, — она засмеялась сквозь слезы, будто сказала несусветную чушь. — А он просто замаливал свои грехи перед богом. Как жаль, что бога не существует, — развела она руками. — Если бы он существовал, я бы в то утро не держала на руках свою мертвую шестимесячную дочь, которой было не суждено увидеть этот мир.

— Мне жаль, — прошептала Ладина, в её глазах стояли слёзы. Ей было трудно представить, какую боль испытывала, стоящая напротив неё женщина, но это не означала, что Вероника оправдывала её поступок. Сделанный нами выбор — это то: кем мы являемся, за что мы берём ответственность, с чем нам приходится жить.

— Тебе жаль? — усмехнувшись переспросила Толстых. — И это всё, что мне может сказать дипломированный психолог? А как же ваше «понять и простить», «принять и пережить» или «отпустить и идти дальше»?