— Блефуете, мой дорогой!

Тетю взял себе три и выиграл. Он выиграл и на сдаче партнера. Потом раз проиграл и затем четыре раза кряду записал у себя в углу мелком быстро росшие суммы реалов. Потом пошли песо, дукаты и золотые дублоны. Девото не везло.

Игроков окружили Педро, Медико, возвратившийся Антонио Идальго. Девото сдавал.

— Не доверять друзьям позорнее, чем ими быть обманутым, — Тетю не поднимал сданных ему карт. — Не слышу ставку! Понтируйте!

Девото назначил, дал две карты партнеру, а себе сменил все и снова проиграл. Покусывая губы, Андрес явно входил в азарт. Удвоил ставку и объявил «втемную». Везенье отвернулось от него, и старший помощник быстро продул крупную сумму, «Однако не может же так быть, чтобы наконец карты не пришли», — пронеслось в голове у Девото. Тетю это будто почувствовал.

— Заветный сундучок с его содержимым против всего, что мною выиграно! — спокойно предложил Тетю.

— Нет! — вскричал Андрес. — Нет! Ни за что!

— Тогда на исполнение желания!

Девото был до того распален проигрышем, что, несмотря на явные признаки расставленной Тетю ловушки, он не мог предугадать подвоха, спланированного другом. Однако поставить на карту и возможно проиграть сундучок, где у Девото хранились самые дорогие его сердцу реликвии, тайна его прежней жизни, было равносильно смерти.

Судьба смеялась над ним. Нет, скорее мстила Девото, а еще вернее, просто восстанавливала справедливость за прежний проигрыш Поля Эли и потому была на стороне Тетю.

Почетный капитан «Каталины» снова взял верх и откинулся на табурете, давая понять, что партия окончена. Выражение лица Тетю не предвещало ничего хорошего.

— Нет! Еще сдача! Одна! Еще раз на исполнение желания! — Девото было не узнать. Такие дни порой случаются с каждым.

Добрая Душа хотел было подойти к игравшим, но еще издали понял ситуацию и отправился на камбуз к Коко, чтобы тот, объявив обед, разрядил, как казалось боцману, назревавший конфликт.

Тетю стасовал, не торопясь и тщательно, дал дважды снять карты партнеру и раздал их.

Девото поднял карты разом и только в этот миг осознал, что с ним происходит. Тетю поглядел свои и сразу выложил их на стол с видом триумфатора; Он разложил перед партнером набор карт, который ничем нельзя было перебить. Андрес сгреб колоду, с силой швырнул ее за борт и нервно расхохотался. Будь то на подмостках театра и играй он сатану, режиссер остался бы им доволен. Брошенные карты легли на палубу, как немые, но неумолимые свидетели случившейся в тот день с Девото напасти. Он поднялся на ноги, вытянулся и покорно склонил голову на грудь. Андрес был без парика, и черные вьющиеся кудри обрамляли благородное лицо.

— Кто и как убил в Веракрусе капитана с английского корвета? — Тетю продолжал сидеть, он испытывал явное удовольствие от того, что имел наконец возможность снять груз сомнения с присутствовавших при разговоре друзей, пусть небольшой, но порой дававший о себе знать в отношении к Девото.

— Я! В честном бою! Мы дрались на равных! На том свете трезубец больше не понадобится этому мерзавцу!

— Уверен, он и тебе не назвал место тогдашнего пребывания Ганта, — заметил Педро. — Каждый из нас, я думаю, так и предполагал его гибель. Спасибо вам, Тетю. — Де ла Крус подошел к Девото. — Однако то был прежний Девото. Сейчас он совсем другой! Не будем судить его строго. Прошу вас этого не делать.

— Я с юных лет считал, что хитрость близорука. Хорошо видит она только перед собственным носом, потому часто сама и попадает в яму, которую роет другим.

— Вы неизменны! Все морализируете, мосье Тетю. Я восхищен! Люблю на мой удар в ответ получать нечто достойное, — ответил Девото и с благодарностью поглядел на де ла Круса.

— Старики так любят давать хорошие советы, потому как уже не способны подавать дурные примеры, мой милый друг. Это ваш любимый Ларошфуко, если не ошибаюсь. Однако это не все! Вы проиграли и второе желание! Хочу знать, кем был ваш отец!

Кровь отлила от лица Девото, все тело его содрогнулось, как если бы в него ударила молния, рука потянулась к месту, где обычно висела дага.

Тетю встал. Однако друзья понимали, что в ту секунду Девото ищет дагу не для того, чтобы разделаться с Тетю, а чтоб пронзить свое собственное сердце.

— Это жестоко, мой юный и милый, нежно любимый друг. Я знаю! Но это последний мой тебе урок! Вокруг только твои друзья, и я уверен, что до гроба. Откройся нам, Андрес!

Тетю казалось, что только так он поможет любимому всеми человеку порвать, покончить с тяжестью прошлого, беспощадно и постоянно терзавшего его душу. Все разом еще ближе придвинулись к Андресу. Он был страшно бледен и кусал губы.

— Имени его я открыть не могу! — наконец еле слышно заговорил Девото. — Отступлю от клятвы, данной перед Богом! Скажу лишь, что отец служил при дворе Людовика Четырнадцатого, любил и был любим мадемуазель Барду.

И далее старший помощник капитана «Каталины» Андрес Девото поведал самым близким ему на всем белом свете людям историю о том, как однажды испанский гранд был приглашен ко двору Людовика XIV «советником по вопросам Пиренеев».

В пять лет Андрес потерял мать. А вскоре Версаль, где мальчик часто бывал на детских праздниках, заговорил о страстной любви, вспыхнувшей между его отцом и любимой фрейлиной французской королевы — мадемуазель Барду, которую кастильский гранд обучил изящному искусству испанских танцев с кастаньетами.

Известно, что Людовик Король-Солнце был преуспевающим политиком. Он превосходно знал, сколь охоч был до женских ласк, каким ловеласом и волокитой был Карл Второй — король могущественной Англии. Потому, чтобы усилить при английском дворе французскую партию, Людовик направлял в Лондон не только надежных послов мужского пола, но и послов, обладавших в сравнении с мужчинами определенным преимуществом в ведении «дипломатической работы» на пуховых перинах

Вначале то была Френсис Стюарт — фрейлина свиты королевы-матери. La Belle Stuart — хорошенькая Стюарт долгие годы являлась «главным украшением двора» еще и потому, что превосходно танцевала и… несмотря на то что была женой герцога Ричмонда… прекрасно проводила «французскую линию» в объятиях Карла. Ее сменила Луиза де Керуайль, которую принцесса Генриэтта Орлеанская, по наущению Людовика, «преподнесла в подарок» как фрейлину английскому двору.

Весь свет осуждал тогда роскошь, в которой нежились любовницы Карла Второго, их апартаменты в десять раз превосходили своим богатым убранством комнаты самой королевы. Но Луиза плохо танцевала, а Карл Второй был алчным не только до золота и чужих земель. Он был, как мы сказали бы сейчас, «большим и страстным балетоманом». И очередь дошла до мадемуазель Барду. Страдания отца Андреса вросли в детское сознание сына привоем стебля розы со множеством шипов.

В одну трагическую для Андреса ночь отец его бесследно исчез.

— Меня от участи отца спасли чужие люди. Я возвратился в Мадрид с бродячим цирком!