— Мы не были уверены в том, что ты сегодня придешь, — сказала Бьянка из-за стойки, держа возле уха телефонную трубку. — Я слышала, ты вошел в список, — у нее работало радио, по которому передавали песню о настоящей идеальной любви.

— Ты постриглась? Тебе идет. Думал, загляну, чтобы сказать, знаешь… Не то чтобы я рассчитывал на прощальные песни и танцы. Просто разобраться на столе, ну, ты понимаешь.

— Конечно. Если б дело касалось меня, я бы чувствовала точно то же самое. Никаких там тортов или открыток, — просто уйти, что-то типа того.

— А что, ты туда не попала, что ли?

— Я? — Бьянка прижала руку к груди, обидевшись. — О нет, эти затеи не для меня, — она быстро исправилась. — Но ясно же, что некоторым людям это идеально подходит, учитывая, что они такие… ну, ты знаешь, — она принялась крутить кончики волос, увлеченная идеей. Однажды после какой-то вечеринки она с ним переспала, но его память по какой-то причине не смогла удержать это событие. Наверное, это было не очень здорово.

Марк пошел к своему столу и вытряхнул содержимое ящиков в мешок для мусора. Несколько коллег подошли сказать неловкие слова прощания. Некоторые старались говорить о его отъезде легко, как будто он просто уходил в отпуск. Другие усиленно избегали его.

— Триш, как ты считаешь, что я должен с этим сделать? — спросил он, указывая на свою коллекцию стеклянных шариков, внутри которых шел снег над различными городами: Париж, Рим, Барселона, Будапешт, Ницца, Берлин. Интересно, что Каира среди них не было.

— Можешь оставить их мне, я передам ребенку. Ему совершенно не обязательно знать, откуда они.

— Спасибо, очень мило с твоей стороны, — когда кто-то, попавший в список, передавал кому-то вещи, создавалось впечатление, будто на вещах стоит какое-то клеймо. Процесс был окружен собственной мифологией. Он пошел наверх попрощаться с боссом. Было странно уходить по-настоящему. У него сосало под ложечкой.

Штурман ожидал его визита. Он был не прочь пообщаться с Марком — если разговор держался практического и несентиментального русла. Раньше ему не приходилось бывать в подобных ситуациях, хотя их и обсуждали на собраниях руководителей компании. Многие уверяли, что хотят это сделать, но лишь некоторые были настолько смелыми, чтобы сделать.

— Я заполнил все твои документы, Марк, беспокоиться не о чем.

— Спасибо. Мне нравилось здесь работать, ты знаешь, что дело не в этом. Я ждал возможности попасть в список очень долго.

Штурман подошел к окну и посмотрел на улицу.

— Такой прекрасный сегодня день, — это звучало как укор.

— Я знаю, но я решил уже давно.

— Значит, я ничего не могу…

— Нет. Но я высоко ценю то, что ты предлагаешь.

— Когда ты должен там быть?

— В полдень.

— Думаю, это нечто.

— Они отбывают с интервалом в полчаса в течение всего дня.

— Да, понятно. Поразительно, как это стало популярно, особенно среди молодых.

— Это совсем не удивительно, учитывая, что творится. Мне надо быть там за пятнадцать часов до отбытия. Приготовиться.

— Тогда не буду тебя задерживать, — Штурман пожал Марку руку и вернулся к компьютеру еще до того, как дверь закрылась. Общаться с монитором ему было гораздо удобнее. Это было проще, чем разбираться с людьми.

Марк вернулся к своему голому столу. Утро проползало мимо. Он хотел записаться на первый же рейс, но более ранние маршруты стоили дороже, и билеты на них уже разобрали. В конце концов, он решил позвонить матери. Он откладывал этот звонок до последнего момента. Она выслушала его, затем начала подвывать.

— Я читала об этом — а кто не читал, по телевизору говорят уже многие месяцы, я просто не понимаю. Мы с твоим отцом хорошо относились к тебе, это так несправедливо, мы же всегда хотели добра…

— Дело не в вас с отцом, — объяснил он как можно более терпеливо. — Это я должен сделать для себя.

— Должен же быть какой-то выход, — ее голос был жалким. — Мы могли бы встретиться и поговорить? Прошу тебя, Марк.

«Теперь она хочет поговорить», — подумал он.

— Я люблю тебя, мам. Порадуйся за меня, — и закрыл телефон. Он подумал, не позвонить ли Анне, но они встречались всего четыре-пять раз, и он сомневался, что она будет по нему скучать. Она встречалась с кучей парней. Будет одним меньше — ничего особенного.

Шел небольшой дождь — как раз достаточный для того, чтобы улицы стали темнее. Набитые автобусы на Тоттнем-Корт-Роуд, толпа студентов, изучающих английский, толкающихся возле станции метро, — везде были толпы народа, и он опаздывал. Он пробежал мимо киосков с прогорклыми котлетами, мимо витрин порнографических магазинов, наполненных лысыми манекенами и дешевым красным нейлоновым бельем для фетишистов, мимо липкого от пива входа в «Асторию»,[70]забитого очередями подростков с мертвыми лицами. На обширном освещенном рекламном щите был изображен тропический пляж, до невозможности идиллический, тщательно заретушированный. Бомжи, асимметрично расположившиеся вокруг этого рая, похоже, не знали, что нарушали картину.

Когда толпа столкнула его с тротуара на проезжую часть, ему не оставалось ничего другого, кроме как пробежать через целую россыпь продавцов на Крэк-Эллей, мимо недействующего фонтана у входа в «Сентер-пойнт»,[71]заполненного мусором. Весь район вокруг башни уже стал зоной, куда лучше было не соваться — темным ветреным туннелем, заполненным наркоманами. Он подумал, как здание могло выглядеть на макете архитектора, — долина тенистого спокойствия, усеянная улыбающимися парами и маленькими деревьями с круглыми кронами. Великие социальные эксперименты, элегантно распланированные палисады досуга и коммерции, — ничто не осуществилось. Мир перемещался, его сносило во тьму, и все мечты рассыпались в прах при виде всепоглощающего доллара. Находясь в таком состоянии сознания, как сейчас, ему не надо было вообще соваться в офис. Не в этот день. Надо было погулять в парке, сходить в музей, пройтись вдоль реки, — вот это было бы правильнее.

Группа протеста сегодня была меньше. Обычно ее теснила полиция. Он узнал некоторые гневные лица, которые запомнил с прошлого раза. Ядро протестующих врылось в землю надолго, они устроили небольшой передвижной лагерь из плакатов и стендов с надписями «Выбери жизнь».

«Все готовы рассказать нам, как жить», — подумал Марк. Он поднялся по белым ступням и зарегистрировался, используя pin-код, который ему дали.

Мужчина, его фамилия была Даттон, — сидел за столом возле компьютера в точности там же, где и в тот раз, когда Марк впервые пришел заполнить анкеты. Казалось, на нем надеты те же рубашка и галстук. Может быть, он даже не уходил домой. Марк усомнился в том, что он очень доволен своей работой.