— Но я ведь не могла ими воспользоваться, правда же?

Брунетти подумал и сказал:

— Вообще-то, учитывая все обстоятельства, пожалуй, нет. Тогда почему в Бразилию?

— У меня там деньги хранятся.

— А в Швейцарии?

— Ясное дело! У кого же нет счетов в Швейцарии?

Хотя у Брунетти и не было счета в Швейцарии, он прекрасно понял, что она имела в виду, и сказал:

— Да-да, конечно. — А потом уточнил: — Но поселиться там вы бы не могли?

— В Бразилии лучше.

— Наверное. Но теперь вы не сможете туда уехать.

Она промолчала.

— Может, расскажете мне, как все было? Мы с вами, конечно, еще не в квестуре, и здесь нет вашего адвоката, я это понимаю. Но мне все-таки хотелось бы узнать, почему вы это сделали.

— Этого хотелось бы вам или полиции?

Он вздохнул:

— Боюсь, сейчас разницы уже нет. Больше нет.

Она с интересом взглянула на него, но не из-за того, что он сказал, а из-за того, как вздохнул.

— Что теперь будет? — спросила она.

— С вами?

— Да.

— Это будет зависеть… — начал он и осекся. Он хотел сказать, что все будет зависеть от причин, по которым она пошла на это, но потом вспомнил, что речь идет о смерти троих человек. Мотив не будет иметь особого значения для судьи, которому поручат разбирать дело об абсолютно хладнокровном преднамеренном тройном убийстве.

— Не знаю, — честно ответил он. — Ничего хорошего ждать не приходится.

— Да мне это и не важно.

Брунетти поразило, с какой легкостью она это сказала.

— Как так?

— Да так, что они в любом случае этого заслуживали!

Брунетти открыл рот, чтобы сказать, что никто не заслуживает смерти, но, вспомнив увиденное на кассете, промолчал.

— Расскажите.

— Вы знаете, что я на них работала?

— Да.

— Нет, не сейчас. Вам известно, что я работала на них с того момента, как оказалась в Италии?

— Вы работали на Тревизана и Фаверо?

— Нет. Тогда бизнесом заправляли другие люди. Потом они продали дело Тревизану.

— Так он купил это дело? — Гвидо было странно и дико, что она говорит об этом словно о покупке магазина.

— Да. Я не знаю, как это произошло. Я только знаю, что в один прекрасный день старые хозяева исчезли и появился Тревизан.

— А вы на тот момент?..

— Относилась к так называемому middle management[29]. — Она произнесла это с откровенной иронией.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что мне больше не приходилось отдаваться по дешевке, — сказала она и покосилась на Брунетти, чтобы проверить, удалось ли ей шокировать комиссара. Однако тот не изменился в лице и с прежней интонацией спросил:

— Как долго вы этим занимались?

— Работала проституткой?

— Да.

— Я сюда за тем и приехала, — сказала она и замолчала. — Нет, не так. Я приехала сюда молоденькой девушкой, влюбленной в итальянского парня, который пообещал мне золотые горы, если я соглашусь переехать в его страну. Я свои обещания выполнила, а он нет. Как я вам уже сказала, я родом из Мостара. Иными словами, из мусульманской семьи. Но вообще-то никто из моих родных в мечеть даже не заглядывал. Разве что мой дядя, но его все считали сумасшедшим. Меня даже отдали учиться в школу при монастыре. Родители считали, что католическая школа дает хорошее образование, так что я проходила туда двенадцать лет.

Он заметил, что они едут по правой стороне канала, протекающего между Венецией и Падуей, мимо знаменитых вилл Палладио. Дорога была ему знакома, и все же вилла на другой стороне канала, с размытыми в лунном свете контурами, с одним-единственным светящимся окном, показалась ему фантастической.

— Это до того избитая история, что я не стану вам ее подробно рассказывать. Я была влюблена, приехала сюда. И месяца не прошло, как я оказалась на улице. У меня не было паспорта, я не знала ни слова по-итальянски, правда, шесть лет латыни и уйма заученных в школе молитв не пропали даром, и язык я освоила быстро. Примерно так же быстро я усвоила, что нужно делать, чтобы преуспеть. Я всегда стремилась к успеху в любом деле и для тогдашнего своего занятия не делала исключения.

— И как же вы добивались успеха?

— Я очень хорошо выполняла свою работу. Я содержала себя в чистоте, помогала тем, кто за нами присматривал.

— Чем помогали?

— Рассказывала им об остальных девушках. Дважды предупреждала о готовившемся побеге.

— Что случилось с теми, кто задумал бежать?

— Их избили. Одной из них, по-моему, переломали пальцы. Они если били, то так, чтобы мы все-таки не прекращали работать — кто же станет вредить собственному бизнесу?

— А как еще вы им помогали?

— Называла им имена своих клиентов, и некоторых из них, видимо, потом шантажировали. Мне всегда удавалось распознать среди клиентов людей нервных и неуравновешенных. Таких я начинала расспрашивать, говорить с ними за жизнь, и рано или поздно они рассказывали мне про своих жен. Если с них было что пощипать, я выясняла их имена и адреса. Это было несложно. Мужчины — существа слабые. Думаю, это из-за тщеславия.

Они помолчали, и Брунетти спросил:

— Что было потом?

— Потом меня забрали с панели. Они поняли, что от меня куда больше проку в качестве менеджера. — Она произнесла английские слова практически без акцента, похоже, в языковой стихии она чувствовала себя как рыба в воде.

— И чем же вы занимались в качестве менеджера? — спросил он.

— Я беседовала с новенькими, объясняла им, что и как, советовала вести себя смирно, — сказала она и небрежно добавила: — Я довольно быстро выучила испанский, это тоже оказалось полезным.

— Зарабатывали много?

— Да, когда приобрела определенный статус. За два года накопила достаточно, чтобы купить турагентство.

— Но при этом вы продолжали на них работать?

Она пристально взглянула на Брунетти и проговорила:

— Если человек начинает на них работать, это на всю жизнь.

Зажегся красный сигнал светофора; она остановилась, но так и не повернулась к Гвидо лицом. Вцепившись в руль, она смотрела прямо перед собой.

— И вас не угнетало, что вы занимаетесь такими делами?

Она только пожала плечами в ответ. Зажегся зеленый, и они тронулись.