– Да мы. Итого – чертова дюжина. Прорвемся. У остальных положение еще хуже. Но там комбат. Да, ты же не слышал… Грохнули наши их штаб. Так что, здесь наверняка последние потуги. Склады, как понимаю, тоже пострадали. Считай, прут они по инерции, только и та иссякает.

Поднесшие «двухсотого» бойцы застыли рядом, напряженно прислушиваясь к вестям.

– Не дрейфь, орелики! – бодро выдохнул им капитан. Он старательно скрывал то пропадавшую, то возвращавшуюся сердечную боль. Не ко времени болеть, и точка! – Пока мы за каждую пядь держались, прочие обложили их корпус со всех сторон. Так что наступает им полный либерализдец. Последнее усилие, а там и победа не за горами.

Война отнюдь не заканчивается перемирием, потом предстоит еще масса работы, тоже тяжелой, но уже не опасной, и для солдат последний выстрел – рубеж. Уцелел, не уцелел. Каждому верится: потом станет лучше. Даже если не вернется все на круги своя, послевоенный мир всегда иной, так ведь и они изменились.

Бойцы невольно улыбнулись.

Какое сладкое слово: победа!

– Да, Максим. Ты почему в штаб не явился?

– Что я там, по приколу, забыл? – буркнул Сынок.

Не по-уставному, так ведь ополчение – не армия, дисциплина несколько иная. Никто даже не успел толком обучить всяким строевым премудростям. Воевал бы, а уж остальное – мелочи.

– Приказ пришел тебя в вышестоящий штаб откомандировать. – В тоне капитана не было осуждения.

Парнишка не виноват, что у него богатенький отец. Если это вообще вина, а не награда судьбы. Да и вообще, разве можно назвать виной шанс уцелеть? Труса Макс не праздновал, держался нормально, может спокойно взглянуть в глаза каждому. Пусть живет…

– Зачем? – словно не понимал, в чем дело и кто постарался.

– Не довели до сведения. – Александр уложил снаряженные магазины в разгрузку, закинул на плечи ранец и потянулся за сигаретами. Пальцы чуть подрагивали. – Собирать тебе нечего. Так что, давай на броню. Доедешь до медпункта, предъявишь выписку из приказа и выйдешь из города с ранеными. А дальше уже сориентируешься на местности. Парень ты самостоятельный, как-нибудь доберешься до Москвы. Держи приказ. Чтобы никто не цеплялся.

Завистливо вздохнул Серанцев. Для него листок казался пропуском в жизнь. Выигрышный лотерейный билет, доставшийся другому.

Максим осторожно, словно не веря, принял бумагу, посмотрел на подпись и печать, затем пробежал взглядом по тексту. Там было-то всего пара строк. Рядовой ополченческой бригады такой-то командируется…

– Давай. Время дорого. Грузите последнего и… Да, от себя лично. Спасибо за службу, солдат!

Грузить уже не требовалось. Тела положили на броню, и сейчас Илья с Ковальчуком пристраивали туда же Комарова. Снайпер сильно сдал, и казалось, в любое мгновение потеряет сознание.

– Ну, давай, Слава! Выздоравливай, – шагнул к нему капитан. – После войны встретимся. Я тебя обязательно найду. Мир тесен. Ты, главное, держись!

– Живы будем – не помрем, – обескровленными губами выдохнул Комаров.

Его-то увозили в тыл, а офицер оставался, и удастся ли встретиться, сильно зависело от судьбы.

И тут вялотекущая перестрелка на улице вдруг превратилась в настоящий бой. Последний час явно обещал быть веселым, и напрасны оказались надежды, что удастся спокойно перенести его.

– Орелики! Пошли! – Александр перехватил автомат, мельком посмотрел на воинство.

Но как же их мало! Старлей, Ковальчук, Денис с пулеметом, Серанцев, Илья… Если бы еще последнего тоже отправить в тыл! Почему его не оцарапало?

– Дима, «СВД» возьми. И патроны. – Больше доверить снайперскую винтовку было некому.

Боевая машина стала разворачиваться. Максим посмотрел на улицу, кресты храма, чуть возвышающиеся над дальними домами, на людей, которым предстояло идти в бой, на вечереющее небо… Почему-то вдруг первый раз в жизни стало неловко. Почему нормальные мужики остаются и не делают из этого ни трагедии, ни подвига? Вон Илья, вообще пацан, еще моложе Максима. Так ведь сам вызвался, никто его не заставлял! Даже какие-то чурки, и те воюют, хотя что им эта земля?

Тело словно само сделало первый шаг.

Взгляд капитана.

– Я с вами. Не хочу я в этот штаб! Завтра отправлюсь. Когда война кончится.

– Тогда пошли. – Удивляться Александр не стал. Возражать тоже. Вместо этого лицо капитана вдруг осветилось улыбкой. – Молодец, Максим!

Чужая винтовка Сурену чем-то понравилась. Грохотала она погромче привычного автомата, зато совсем не было отдачи в плечо, а что ствол чуть заносило при выстреле влево, так сделать поправку – дело нетрудное. Промазав несколько раз, старшина освоился и довольно улыбнулся, когда в ответ на очередной выстрел на улице упал неудачно выскочивший чужой солдат.

Что еще радовало: не расходовались собственные боеприпасы. По образованию Сурен не был военным, но как-то попав в армию, полюбил ее своеобразную жизнь, привык к ней, а в числе многих армейских заморочек твердо усвоил: при любых обстоятельствах надо иметь запасы. Патронов ли, еды… Но еда в данных обстоятельствах была не важна. Выведут в тыл, тогда можно подумать о пропитании. Если будем живы. Пока же…

Зачем далеко заглядывать? В поле зрения показалась очередная мишень, и Сурен торопливо, пока она не скрылась, выстрелил.

Попал! Не убил, но ранить порою лучше. Деморализует уцелевших, заставляет отвлекать бойцов для переноски раненого в тыл… Да и все равно, до конца войны уже не выздоровеет. Правда, Сурен выстрелил еще раз уже по лежачему, но на этот раз не попал, а затем пришлось пригнуть голову, пропуская свинцовую очередь над самой головой.

Когда старшина перекатился чуть в сторону и выглянул вновь, раненого уже не было. Жажда жизни – великий стимул. Боль, не боль, но как-нибудь уползешь. Если можешь, разумеется. Этот – смог.

Хрен с ним. Живые гораздо важнее. И чего лезут, когда экспедиция явно не удалась? Великая штука – инерция. Им уже сдаваться пора с извинением и переводом стрелок на покойных начальников, да все на что-то надеются…

На новом месте оказалось не лучше. Пули выбили крошку из тротуарной плитки прямо перед позицией. Хорошо, дальше им преградила путь груда мусора, некогда составлявшая часть разрушенного дома. Но ведь высовываться приходится, чтобы тоже стрелять в ответ. Вот это насели!

Сурен все же выстрелил пару раз одиночными и едва успел укрыться, как прямо перед ним рвануло. Уши заложило, кажется, легкую контузию он заработал, зато остался жив. А контузия пройдет. Это тяжелая похуже иного ранения, а тут, подумаешь!

Попробовать перебраться в дом? С какого-нибудь второго этажа обзор лучше, чем от земли. Но когда придется уходить, может не получиться. Да и не очень сейчас уйдешь. Зря он здесь залег. Куда ни рвани, везде хоть на мгновение продемонстрируешь противнику собственную личность. Убить врага на войне лишь половина дела. Надо еще самому не оказаться убитым.