Я не нашелся, что ответить. На костре вместе с Томашем Вулфом сгорели все мои обещания.

— Ч-черт…

— Ты злишься на меня?

Я встал, подошел к окну, ткнулся лбом в холодное стекло.

— У меня был не очень большой выбор, Бэмби. Или идти в поселок, или ждать, пока ты умрешь от лихорадки. Я не умею ее лечить, и Клык здесь не помощник, скорее наоборот. Честно говоря, этого не умеет никто, я ведь тебе уже говорил это, помнишь? Да, я злюсь, но не на тебя. Я злюсь на себя и на своих соплеменников. Виновен он и дети его до четвертого колена — это про нас. Волков погубит кровная месть…

Отвернувшись от окна и посмотрев на Бэмби, я прочел тревогу и страх в его глазах.

— Тебе не надо меня бояться, Бэмби.

— Это рефлекторно… Вообще-то я не боюсь. Поздно уже начинать бояться…

— Это верно, — усмехнулся я. — И моего племени бояться тоже не следует. Пока я жив, никто тебя не тронет, а жить я собираюсь долго. Уверен, что смогу убедить их всех, даже своего братца, не устраивать вендетту. Крови и так уже пролито слишком много — и волчьей, и человечьей…

— Как? — спросил Бэмби. — Ты… ты убьешь моего отца?

— Нет, — честно солгал я.

Он вздохнул.

— Мне кажется, ты говоришь неправду…

Я засмеялся.

— Ну, приятель, у тебя есть только одна возможность проверить это — ждать. И ни одного шанса спасти своего отца, если ты не веришь мне. Можешь сообщить в полицию, но я — не Том Вулф, и всех армий этого мира не хватит, чтобы остановить меня.

Бэмби принялся заправлять постель. Сказал тихо, через плечо:

— Я не собираюсь никуда ничего сообщать… Просто… Я же знаю, ты убивал не только из мести…

— Да.

— Что ты чувствовал, Ной?

Меня начинал раздражать этот разговор.

— Ты ждешь честного ответа?

— Да.

— Ты должен понимать, что любой мой даже самый честный ответ все равно будет честным не до конца.

Бэмби обернулся, потирая шрам на щеке.

— Да…

— Удовлетворение. Я чувствовал удовлетворение. И не строй из себя моралиста! Ты ведь не отказывался от еды, которую покупали на мои деньги!

— Да… И еще я вскрывал трупы убитых тобой людей и зашивал раны тех, кто выжил.

— А что, были выжившие? — пробормотал я озабоченно. — Плохо работал…

Бэмби передернулся от этих слов.

— Скажи, ты хоть раз смотрел в глаза своей жертве?

Я разозлился.

— Да, смотрел! Там, на площади, где сожгли моего отца! И в лесу, где на него охотились люди, я тоже смотрел! О! Вы большие придумщики по части пыток и наказаний… Знаешь, что такое «ошейник оборотня»? А жидкий свинец в горло? Публичные казни… Огонь… Черт! Черт! — я ударил кулаком по столу. Он переломился надвое, и книги с грохотом полетели на пол. — Зачем ты спрашиваешь, Бэмби!? Я думал, ты понял, а ты… Если рассчитываешь увидеть, как я в отчаянии бьюсь головой о стену, то я тебя огорчу. Покаяния не будет!

— Кто бы сомневался! — усмехнулся Бэмби. Он тоже злился, только вот я не видел причин для его злости.

Я напрягся, пытаясь остановить трансформацию, и почувствовал бешеную пульсацию Клыка. Ему передалась моя злость. Бэмби испуганно отступил на шаг назад.

— Прекрати, Ной! — в комнату вбежала Лиза. Наверное, она проснулась от шума. — Не смей его трогать!

Я и не собирался.

— Все нормально, Лиза. Все нормально. Иди на кухню, поставь чайник.

Она не послушалась. Встала между нами, готовая броситься на защиту человека. Моя сестренка сделала свой выбор, и я понял это раньше, чем она.

Через минуту все пришло в норму. Дьявол умер, и я мог почти легко контролировать свои эмоции. Я улыбнулся. Вернее, попытался улыбнуться.

— Не надо меня провоцировать, проверяя прочность моих обещаний, Бэмби. Я не нарушу слова. А теперь лучше ты мне скажи: если я так плох, то зачем ты две недели вытаскивал меня с того света? Сдал бы сразу властям, и дело с концом.

Он устало опустился на кровать, запустил пальцы в короткий ежик волос.

— Наверное, по той же причине, по которой ты готов был драться за меня со своим братом. Извини, Ной. Я тупею…

Я сел рядом.

— Я не убил ни одного ребенка, Бэмби… Дети могут стать другими… еще могут. Я оставил им этот шанс. Надеюсь, они правильно им распорядятся.

И еще я надеялся, что Бэмби никогда не узнает, кто убил его отца.

— Ты действительно собирался сделать это?

— Ты сомневаешься?..

— Перестань, я не люблю, когда ты так смотришь…

— Как?

— Жестко. Нет-нет, не отворачивайся, Ной! Лучше посмотри на меня, как когда-то смотрел на белую кошку… Помнишь?

Не знаю, что привело меня на тот пустырь. До сих пор не знаю.

Трава вымахала по пояс, скрывая замусоренную землю и обожженные доски, которые когда-то были старым деревянным домом. Моим домом. Я присел на одну из них, вдохнул горячий воздух. Взметнулся в памяти огонь. Звук ломающихся шейных позвонков. Лицо Лео — удивлено-мертвое. Запах кошки. Она грела меня по ночам, то ли из жалости, то ли еще почему. Я давно забыл о ней и вспомнил только сейчас, когда на мгновение вернулся в свое прошлое, в свое одиночество, в свою тоску.

— Мур-р-р…

Кошка была большой и белой. Шерсть пушистая, взлохмаченная, глаза синие-синие, как у Динь, но другие — теплые. Она потерлась о мои ноги, мурлыкая ласково и немного сонно.

Я сполз с бревна на землю, затаив дыхание, боясь, что это — мираж, бред, сон.

Кошка вытянулась вдоль моего тела. Шерсть сменилась белой майкой, шортами и загорелой кожей. Блестящие каштановые волосы почти полностью скрыли лицо, позволяя лишь догадываться, улыбается она или сердится. И запах ромашки, терпкий, чужой и родной одновременно.

Я вздрогнул. Чувство, рожденное этой девочкой, не поддавалось контролю. Оно было сильнее, чем ненависть, чем жажда крови. Сильнее и страшнее любой боли.

— Ной… какое же все-таки странное имя дал тебе отец… — прошептала она, осторожно проводя пальцами по моей щеке. — Ты будешь возрождать человечество?

— Это не Том… — сказал я, вспомнив, что выбрал это имя раньше, чем родилось вишневое небо. — Не Том… я сам…

— Хорошо, — легко согласилась она. — Не Том, так не Том… Так ты будешь возрождать человечество?

— Не буду, пожалуй, — ответил я, внезапно осознавая свою уязвимость перед ней. — Ограничимся волками.

— Хорошо, — снова согласилась она. Не видя ее лица, я знал, что она улыбнулась.